Юрий Кублановский — мэтр российской поэзии. С 1960-х годов печатался в самиздате, а потом в США вышел первый сборник его стихов, составленный Иосифом Бродским. После этого Юрий Михайлович вынужден был эмигрировать из СССР. Вернулся в 1990 году. Лауреат многих премий, в том числе Патриаршей, член Патриаршего совета по культуре. Он проводит творческие встречи, бывает в самых дальних регионах России. С этой темы начался наш разговор.
Что запомнилось в Якутии
— Незадолго до пандемии вы побывали в Якутске. Какие впечатления?
— Мы ездили с митрополитом Калужским и Боровским Климентом. Я охотно откликнулся на его предложение: никогда до того не бывал в этих легендарных местах, известных в основном по трагической истории сталинских лагерей. Любопытно было посмотреть, что же сейчас представляет собой Якутск. И я не разочарован: замечательная интеллигенция, молодое бескорыстное духовенство. Столько чистого снега, льда, таких морозов я не помню со времён своего волжского детства… Читал стихи учащимся семинарии, общался с местными гостеприимными клириками. Они в основном молоды, но при этом очень серьёзные, глубокие, надёжные люди, на которых можно положиться. Каждый из них до сих пор стоит у меня перед глазами. Вспоминаю наши разговоры, и мне тепло.
— Вы часто ездите по епархиям?
— Довольно часто. Не так давно был, например, в Екатеринбургской епархии по приглашению митрополита Екатеринбургского и Верхотурского Кирилла, с которым мы очень давно знакомы. Поехал, в частности, и для того, чтобы его поддержать, когда было странное восстание сетевой молодёжи против строительства кафедрального собора. Ему там очень непросто. Но я уверен в силе характера владыки.
— В чём, по вашему мнению, причина «восстания»?
— Родилась и существует новая паракультура, чуждая как Церкви, так и традиционной культуре. Увы, она захватывает всё новые сегменты общества. И когда она пытается проникнуть на «нашу» территорию, получается вот такая грязь, как в истории с Ксюшей Собчак, которая венчалась в моём любимом московском храме «Большое Вознесение», где когда-то венчался Пушкин. Это было большой драматичной ошибкой: разрешить такой маскарад в одном из самых благородных московских храмов.
Поэзию вернули в центр Москвы
— Вы говорите о русской литературе как о религиозном служении. Что дают религиозные мотивы в творчестве поэту?
— Это не какие-то благочестивые мотивы, которые ты привносишь в свои тексты как бы со стороны, а результат внутренней органики — составляющей части твоего вдохновения. Убеждён, что если это вынуть из моей поэзии, то она рассыплется. Как говорил Евгений Боратынский, «поэзия есть задание, которое следует выполнить как можно лучше». Задание свыше. Таково сознание отечественного стихотворца, даже не воцерковленного.
— Часто ли вы встречаете у современных поэтов и прозаиков такое отношение к творчеству?
— Увы, всё реже. Вся мировая литература последнего тысячелетия так или иначе связана с религиозным осмыслением бытия. Она могла со времён Просвещения быть антагонистична к духовности и христианству, но всё равно существовала с ними в диалоге. А сегодня уходит даже и диалог… Но всё равно поэты с религиозным смыслом ещё не перевелись: Сергей Стратановский, Мария Ватутина, Марина Кудимова, Олеся Николаева — всех не перечислишь. Это всё мои современники и коллеги, подспудно облегчающие мне моё поэтическое существование. От прежней Европы мало что осталось
— Вы бываете в Европе. Сегодня много говорится о секуляризации европейской жизни. Что вы об этом скажете?
— Речь идёт не просто о секуляризации, а о настоящей деградации. На цивилизационный кризис, связанный с идеологией потребления, накладывается то, что в крупнейшие города Европы из разных стран приехали сотни тысяч пришельцев, совершенно чуждых традиционным европейским ценностям. Между той Европой, которую я застал в пору своей политической эмиграции в 80-е годы прошлого века, и нынешней — гигантская и горькая разница. Некоторые кварталы Парижа, например, уже не отличить от ближневосточных… Только в провинции кое-где сохраняется ещё благородство, хотя и там церкви уже чаще всего пусты. Теперь это не только постхристианское, но и посткультурное общество. От прежней культуры остались, пожалуй что, ретроспективы старых мастеров и высококлассное музыкальное исполнительство.
— России тоже предстоит это пережить или у нас свой путь?
— Вот я побыл в Якутске, пообщался с местным духовенством, и у меня, как и каждый раз, когда я возвращаюсь из своих «паломничеств» по России, есть надежда, что наша страна явит, быть может, третий путь — с религиозным смыслом. Церковь и приходская жизнь — лучшее, что есть в современной России. Тот спасательный круг, который ещё держит на плаву наше многострадальное государство.
