Вся страна узнала и полюбила актера Виктора Сухорукова после его роли в фильме Алексея Балабанова «Брат», где он блистательно сыграл в паре с Сергеем Бодровым-младшим. Вторая мощная волна популярности «накрыла» артиста спустя почти десять лет после фильма Павла Лунгина «Остров», где Сухорукову досталась неожиданная для него роль настоятеля монастыря Филарета.
— Виктор Иванович, как случилась эта работа?
— С легкой руки Петра Мамонова. Он просто порекомендовал меня попробовать на эту роль. Я прочитал сценарий и ясно-ясно осознал, что очень хочу сыграть эту роль. Я никогда во веки веков таких ролей не получал.
— А каких таких?
— Умиротворенных. Мудрых. Спокойных. Эта роль дышала у меня миром. Я был всегда импульсивен, агрессивен, сумасшедшим, я был воинствующим, я был кровопийцей, гадиной, сволочью, я был черным пятном в киноискусстве. И вдруг мне предлагают очень светлую историю. Когда я прочитал роль отца Филарета, я вдруг понял, что получу право сыграть внутреннюю тишину. Хотя и здесь не обошлось без эмоциональных взрывов. Филарет уверовал в то, что своей жизнью, своей работой в этом монастыре, своими молитвами он уже себе заработал место в раю. Там у него уже шкафчик есть, и ключик ему выдадут, только соберись. А на самом деле оказывается – нет. Даже в этой его правильной жизни есть место греху, беспокойству. Вот какой у меня Филарет. За что я благодарен и Петру Мамонову, и Павлу Лунгину, и всей группе и самому себе. Вы не представляете, какая великая награда, когда духовенство, священнослужители, грамотные люди благодарят тебя за эту работу. У меня светлейшая грамота от Патриарха Алексия дома висит. Святейший благословил нас. И для меня это очень важно.
— Интересно, как вам удавалось с вашим вулканическим темпераментом играть спокойствие и тишину?
— Мне покой давался ох как тяжело. Вот чтобы сесть, опустить руки на колени и спокойно сказать фразу – мне это было непросто. Вы же меня видите – перед вами сидит холерик в белой рубашке. Но я вот что скажу: веру сыграть невозможно, так же, как и любовь. Поэтому я играл не веру, я играл человека, поставленного в определенные условия. И у меня постоянно шел поиск тихой воды, тихого дыхания. Передо мной стоял человек, и я как бы себе говорил: «Не зли его, не растряси его, не столкни, не занервируй. Удержи его вот в этом его настроении, заколдуй его, Витя».
— Фильм получился неординарный. А на съемках какие-то чудеса случались? Все-таки о вере шла речь…
— Чудес не припомню, но атмосфера была хорошая, ни одного конфликта, коллектив собрался великолепный. Другое дело — после этого фильма умирает от инфаркта оператор Андрей Жигалов, молодой парень, 40 лет, я с инфарктом попадаю в больницу, чего уж никак не ожидал.
Чудо произошло со мной раньше, еще до съемок. Прошли мои кинопробы. Встретился я с дирекцией картины. И начал вести уже организационно-финансовые переговоры. И что-то у нас не складывалось. И я внутренне отпустил ситуацию, и уехал с делегацией во главе с Лидией Федосеевой-Шукшиной в волгоградские степи, в места, где Сергей Бондарчук снимал картину «Они сражались за Родину», в которой, как известно, сыграл свою последнюю роль Василий Макарович Шукшин и на съемках которой он умер. И местный батюшка, отец Виктор, справил панихиду и пригласил всех в монастырь, который находится далеко-далеко в степи, на берегу Дона. И как-то вроде все замахали, мол, нет, мы не поедем, у нас тут свои дела. «А я поеду», — сказал Сухоруков. Ну, и как-то ко мне присоединились все остальные, в том числе и Ирина Скобцева и Федосеева-Шукшина.
Приехали. Видим разрушенный монастырь, который с Божьей помощью восстанавливают. Стоит огромная церковь, у которой одни стены, и ни окон, ни дверей, ни полов, ни фресок. Мы вошли внутрь этого храма, и отец Виктор рассказывает: вот тут будет это, тут будет то, а пока там лежали доски, какая-то солома, мусор. И у меня зазвонил мобильный телефон. Вышел я из церкви на улицу и слышу по телефону, директор картины «Остров» говорит мне: «Все в порядке, ваши условия все учтены». То есть я утвержден на роль и все в порядке. Разве это не благословение?
И отец Виктор на сегодняшний день уже на повышении. Теперь он отец Никон. Но он продолжает восстанавливать храм. С тех пор он звонит мне во все большие православные праздники, поздравляет меня, и я его поздравляю. Он молится за меня, а я благодарю его за это. И кто бы знал, как он гордится, что кино получилось таким.
— Вы уже сыграли двух царей. Одного в кино – Павла I, другого – Федора Иоанновича — сейчас играете в театре Моссовета. На Руси есть давняя традиция воспринимать царей как помазанников Божьих. Вы кого играли?
— Работая и над Павлом, и над Федором, я играл ни конституцию, ни закон, ни скипетр, я играл человека, я пытался его приземлить, потому что «помазанник Божий» — это все люди придумали. А, по сути, по природе, мы все рождены земной женщиной, мы дети. И я играю царя, как дитя. С совестью, со страхом, с бессонницей, с желанием поесть, поплакать, посмеяться.
— Вы давно крестились?
— Меня мама крестила в четыре месяца. Тайно, в четыре утра. В нашем замечательном орехово-зуевском храме Рождества Пресвятой Богородицы. И потом там же крестили мою сестру Галю в 60-м году. У меня вся семья была верующая. Простые люди. Кстати, этот храм никогда не закрывался, и у меня с ним связана потрясающая история, которая во многом решила мою судьбу.
Пацаном я жил с мечтой поступать в театральный институт. До армии я в него не поступил, ушел служить, там заодно и готовился. Вернулся со службы. Весна. Пасха. Пошел в наш храм. Гляжу, он оцеплен милицией и дружинниками, чтобы не пускать молодежь на службу. Народу битком, открыты все три двери. И я вдруг себе сказал: «Если я попаду туда на службу, я поступлю в театральный вуз. Если не попаду – не поступлю». Я не знаю, сколько прошло секунд – я уже стоял внутри храма. В тесноте, среди пожилых женщин, стариков, и простоял там службу до утра.
До моего поступления в институт я еще раз зашел в храм. Была чудная погода. Я увидел распахнутые храмовые двери и вдруг говорю приятелю: «Ген, давай зайдем на минутку». Он говорит: «Давай». И мы зашли в храм, в эту святую прохладу. А там с правой стороны у меня любимая икона висит, я ее очень люблю до сих пор, — Николая Чудотворца. На одной руке у него – храм, в другой руке – меч. И встал я, и смотрю на нее, как завороженный. Вдруг сзади женский голос: «Что, интересен?». Я вздрогнул, поглядел, стоит женщина, не старая и не молодая, ну, в таком темном платьишке, в косыночке. И я говорю: «Да, интересно, интересно». И она стала мне объяснять, почему храм, почему меч, и кто он такой. И вот тогда я по-настоящему узнал, какой это великий наш святой, величайший. И вдруг она заговорила о нем, о жизни, о вере, по ходу спросила, как меня зовут, я также быстро ответил ей, что меня зовут Виктор. И она вдруг сказала: «А ты чего хочешь?». Я говорю: «Да вот в институт поступить, в артисты». – «Я буду молиться за тебя». И я уже выходил из церкви, в это световое пятно на улицу, а она продолжала мне вслед чего-то говорить, благословлять. И я поступил. Хотите — верьте, хотите — нет. Хотя конкурс в тот год был 116 человек на место.
— Вы уже восемь лет как переехали из Питера и живете в Москве, рядом с метро «Алексеевская». А в какой храм ходите?
— А в наш – храм Тихвинской иконы Божией матери в Алексеевском.
— Узнают вас в храме?
— Может, и узнают, хотя не думаю. Вообще куда бы я ни ездил на гастроли, на съемки, я везде храмы посещаю. Мне какую икону в Одессе подарили! Собор они реставрируют. Меня ребята узнали, монахи, как запели, в четыре голоса! Прямо хором осанну мне пели! Знаешь, какое было счастье! Я прямо чуть не плакал! И батюшка меня повел на экскурсию по собору, а они поют, и провожали меня с пением. Счастье было. И подарили мне икону Иисуса Христа. Так что у меня все хорошо.
Фото из личного архива
