В этом году Государственная премия за вклад в развитие отечественной литературы была присуждена писателю Павлу Басинскому. Его главный бестселлер — «Святой против Льва. Иоанн Кронштадтский и Лев Толстой: история одной вражды». Это очень сложная и во многом болезненная история взаимоотношений двух великих людей. Известно, что святой Иоанн был непримирим к всемирно известному писателю и даже призывал на его голову Божию кару. Павел Басинский попытался вникнуть в духовный мир своих героев, понять их позиции и примирить хотя бы после смерти. Книга получила признание не только в светской, но и в церковной среде. Как это удалось? И какую роль тут сыграла вера самого автора?
Решил поспорить с Лесковым
— Возможно ли, чтобы герои-антагонисты были одинаково близки и симпатичны автору? Это на самом деле так?
— Да, для меня было принципиально важно, чтобы эта книга была принята и глубоко верующими, церковными людьми, и неверующими. И теми, кто считал отца Иоанна Кронштадтского мракобесом, а Толстого светочем мысли, и теми, кто думал наоборот. Может, это громко звучит, но главная цель моей книги была миротворческая.
«Нельзя хромать на оба колена. Нельзя одновременно любить Льва Толстого и Иоанна Кронштадтского», — утверждал великий русский писатель Николай Лесков. Наверное, у него были свои основания так считать. Но я думаю иначе. А уж удалось ли мне добиться этого «взаимопонимания», и если да, то каким образом — не мне судить.
Не скрою, что Толстой мне был ближе, чем отец Иоанн, но именно поэтому в своей книге я старался не акцентировать этот момент. Мне хотелось показать двух великих русских людей, у которых были разные пути веры, но и много общего, как ни странно. И ещё для меня было важно, чтобы книгу приняли священники. Как мне показалось, это удалось. Разумеется, всех я не убедил, да это и невозможно, но какой-то шаг к пониманию того, что Россия может гордиться и Толстым, и Кронштадтским, я, надеюсь, всё-таки сделал. Если хотите, эта книга — мой спор с Лесковым, слова которого я вынес в эпиграф не случайно.
— А со священниками, богословами во время работы не советовались?
— Я православный, но в церковь хожу редко в отличие от моей жены, которая сильно воцерковленный человек. Для меня же тут больше вопросов, чем ответов. Я такой Фома сомневающийся. Мне кажется, писатель и не может быть другим. Писатель, уверенный в своей мировоззренческой позиции, — как правило, скучный писатель.
Со священниками и богословами я специально не советовался. Но достаточно близко общался и общаюсь с протоиереем Георгием Орехановым, автором нескольких книг о Толстом. Он ещё и доктор исторических наук.
Как я встретился с Иоанном Кронштадтским
— Можно ли сказать, что в процессе работы святой Иоанн Кронштадтский, его проповеди и труды на вас как-то повлияли?
— Повлияли в том смысле, что задали много вопросов, на которые у меня опять-таки пока нет ответов. Но я постоянно думаю об этом. Просто мне кажется, что головой этого не решить. К этому должна вести сама жизнь. Или, как говорил Толстой, «разумение жизни».
— Какой вообще была ваша дорога к храму?
— Так случилось, что я крестился в зрелом возрасте, мне было около 30 лет. Уже в конце 1980-х годов. В храм меня привела Алла Александровна Андреева, вдова Даниила Андреева, сына писателя Леонида Андреева, которым я тогда занимался как филолог. Она верующая, и как-то в разговоре с ней я сказал, что хотел бы креститься. Она взялась это организовать. И так вышло, что датой моего крещения стало 2 января — день памяти Иоанна Кронштадтского. Эта дата была выбрана, казалось бы, случайно, потому что ни Алла Александровна, ни я не знали об этом.
Крестился я в известном московском храме Воскресения Словущего в Брюсовом переулке. Помню, крестил меня и ещё трёх человек, среди которых был младенец, молодой священник. Он-то нам и рассказал, в какой день мы крестимся и как необыкновенно нам повезло. Я тогда про Иоанна Кронштадтского не знал вообще ничего. Но мне это запало в душу. Позже я стал заниматься Толстым, вышел на тему «Толстой и Церковь» и прочёл, как отец Иоанн проклинал Толстого в своих проповедях, а в своём дневнике даже призывал Бога его убить. Я заинтересовался Иоанном Кронштадтским, собрал целую библиотеку о нём.
Я не представлял себе «могучесть» фигуры отца Иоанна, масштаб этой личности. Толстой был мне куда более известен и понятен. Поэтому самая трудная часть книги была об отце Иоанне. Но в процессе её написания я и в Толстом открыл для себя много нового.
Возможно, попрошусь в духовные сыновья
— Продолжает ли вас как писателя волновать тема святости, веры, Церкви, духовного поиска? Есть ли какие-либо творческие планы в этом направлении?
— Волновать продолжает, но конкретных планов пока нет.
— Появился ли у вас свой духовник?
— Я бываю в разных храмах. Чаще всего возле кладбища в Братееве, поскольку живу рядом. Очень люблю храм иконы «Всех Скорбящих Радость» рядом с Третьяковкой. В любом новом городе, в котором я бываю, обязательно стараюсь посетить храм.
А вот духовника у меня нет. Вообще, для меня это непростая проблема. Я, например, знаю женщин, которые просят у своих духовников разрешения слетать на Мальдивы или купить новый джип. По-моему, это профанация веры. Мне сейчас ближе проповедничество, а не прямое наставничество. Но я сознаю, что могу и ошибаться в этом. Кому-то нужны духовники, им так легче жить. Или тяжелее — не знаю. Если я встречу на своём пути священника, советам которого я смогу полностью доверять, возможно, я попрошусь к нему в духовные сыновья. Не уверен, что он на это согласится. У меня ведь достаточно переменчивый ум.
