— Олег Фёдорович, долгим ли был ваш путь к вере?
— Сознательно в храм я пришёл уже в серьёзном возрасте. Это было связано с невыносимой душевной болью. Не хочу углубляться, но причина этой муки душевной — разрыв с понятным, привычным… Конечно, лучше было бы, чтобы радость душевная привела в церковь. Вот это был бы правильный поступок. Но у меня получилось иначе. Что ж, многие начинают обращаться в церковь тогда, когда плохо, когда охватывает безнадёга.
— Молитва вам помогает?
— Наверное, я ещё не всегда правильно молюсь, может быть, не до конца искренен, когда говорю с Богом в молитве своей. Не покидает ещё меня эта боль, не покидает! Она ещё присутствует. Говорят, время лечит… Я знаю случаи, когда люди с такой душевной мукой, как у меня, уходили из жизни раньше, чем их вылечило время. Но я верю, что если вера истинная, каждодневная, тогда именно она лечит, а время, возможно, просто помогает.
— А квартира ваша освящена?
— Да, этим занималась ещё моя жена. Она приглашала священника. Он прочитал молитвы, окропил все комнаты. Позже я понял, что это не так просто. Ведь, окропив свою квартиру, ты принимаешь на себя некое обязательство. Это своего рода ответственность. Каюсь, что я пришёл к этому не сразу.
— Люди часто говорят: «Бог наказал». Как вы считаете, они правы?
— Я никогда так не говорю. Бог никогда никого не наказывает. Ведь Бог во всём, что нас окружает. Бог — это любовь и величие, о котором даже говорить трудно.
— Происходили ли с вами истории, которые можно объяснить только помощью свыше?
— Да, случалось такое. Вот, например, удивительная история, во время которой я почувствовал соприкосновение с чудом. В 1970-е годы мне приходилось много гастролировать, быть конферансье в зарубежных программах. При этом я не знал ни одного иностранного языка. Однажды довелось встречаться с сербами. Они немного говорили по-русски, зная, что я не владею сербским языком. И вдруг через час общения я начал говорить с ними на их родном языке, которого не знал. Они даже испугались. Подумали, может, я из КГБ и за ними буду следить? Я тоже не мог понять, что же произошло. Но это факт. Я даже начал петь их песни! «У тебя какой-то белградский диалект», — заметили сербы.
— У многих советских людей были бабушки, которые тайком от родителей крестили внуков, водили их в церковь. Вы не из их числа?
— Папина мама, моя бабушка Маруся Марусева, прислуживала в церкви Успения Пресвятой Богородицы в Гончарах. Её называли Болгарской церковью, потому что священнослужители там были в основном выпускники Софийской академии. Папина семья жила рядом на Гончарной улице. Там и папино детство прошло. И я сейчас туда хожу, это стало частью моей жизни. Мне рассказывали, что бабушка расшивала одеяния священнослужителей, убирала полы, содержала храм в благости. Бабушка была инвалидом, конкой ей отрезало ногу ещё в молодости, однако она участвовала в обороне Москвы. Маленькая, сгорбленная, она ходила в чёрных одеждах, как монахиня, а на груди висела медаль «За оборону Москвы». К сожалению, в детстве я мало общался с бабушкой. Но когда через 25 лет после её смерти из жизни ушёл её старший сын, я предложил родственникам отвезти умершего в бабушкину церковь, чтобы утром отпеть. Однако вечером церковь уже была закрыта и нас никто не хотел пускать. Тогда я с обидой сказал дежурившему в храме человеку, что моя бабушка всю жизнь здесь прослужила. Оказалось, что он помнил её. Помнили её и старушки, которые потом появились в храме. Мне рассказывали, что бабушка была настолько строгой, что её побаивались молодые священники. Уж очень строго она блюла канон.
— Что бы вы посоветовали тем, кто ещё ищет веру?
— Я думаю, было бы правильно, чтобы сегодня молодые мамы и папы, как бы они ни относились к религии, во имя спасения душ своих маленьких детей обязательно раз в неделю водили бы детей в церковь. Чтобы с первых лет жизни они понимали, что помимо дома, школы есть ещё дом, куда им необходимо приходить, — это церковь. К сожалению, огромный пласт нашего общества после советской эпохи и межвременья оказался вне Церкви. Пора возвращаться.
