Известного актёра, режиссёра, драматурга, прозаика особо представлять не надо. Но не все знают, что он православный и в 1990-х годах помог восстановить храм на своей родине. С этого и начался наш разговор.
Мама верно подсказала
— В 1989 году я впервые съездил в США, а потом отправился к маме и папе в село Пресногорьковка. Это в Казахстане, в Кустанайской области, 300 километров от областного центра. Помню, как раздавал там заморские подарки, все удивлялись, радовались. И вдруг мама говорит: «Сынок, ты вот по миру ездишь… А мог бы нашу церкву в деревне восстановить?» Я вытаращил глаза и… решил маму послушаться.
— У вас было много денег?
— Да, по советским меркам был богатый. Это сейчас у меня целый театр в Екатеринбурге, а средств не хватает. А тогда я получал очень хорошие авторские гонорары за свои спектакли. Поэтому открыл специальный счёт в банке и положил на него 5 тысяч рублей. Немалая сумма, столько стоил автомобиль «Жигули». Постепенно началось восстановление храма. Я привозил из Германии красивые ткани для церкви, покупал строительные материалы, помогал оформлять документы. А сейчас, когда еду на родину, ещё издали вижу маковку церкви и думаю: наверное, это было одно из главных дел в моей жизни. Молитвы среди руин
— Этот храм — старинный?
— Я выяснил: его построили в 1799 году. В советское время церковь стояла полуразрушенная. В центральной части сделали помещение для пожарных машин, остальное взорвали. Никто даже не помнил, в честь кого освящена церковь. Я написал запрос в казахстанский архив. И когда мне ответили,
что храм был в честь святителя Николая, сердце радостно ёкнуло. Помню, иду по деревне, а бабки шутят: «Церкву-то в честь нашего Кольки назвали!»
— Когда церковь заново освятили?
— Зимой 1990 года. На освящение пришла вся деревня. Падал снег. Мы ждали автобус из Кустаная с певчими и с батюшкой. В храме уже не было пожарки, немного расчистили, восстановили престол, появились иконы, но вокруг ещё руины, камни. И вот на них летит снег, а все стоят и ждут, когда же машина приедет. Наконец подъехал автобус, выходят женщины, встают в центре храма, посреди этих руин, и начинают петь… Мама дорогая! У всех — по щекам слёзы. А батюшка кадит и читает молитвы на обновление.
Как помог Николай Угодник
— Вас крестили в церкви?
— Святое крещение принял в холодной деревенской избе, где жил батюшка. Тоже в 1989 году. Священником был отец Глеб, совсем молодой, на вид ему было лет двадцать. Помню, посреди комнаты стоял чан, над ним горела лампочка — небогатая обстановка. Там и сейчас живут бедно, а тогда было ещё и довольно голодно. Тот оловянный крестик ношу до сих пор. Отца Глеба в нашем селе и сейчас поминают добрым словом. Именно он восстанавливал храм, следил за всеми работами. А потом его перевели, кажется, в Подмосковье.
— Сегодня в церковь ходите?
— Когда были на гастролях в Москве, мне позвонила моя подружка из Казахстана, из города Рудного, Люба Морозова, мы вместе с ней росли в деревне. Говорит: «Моей дочке Тане так плохо! Коля, я тебя очень прошу: съезди в храм Мученицы Татианы в Москве, помолись за неё, попроси Бога». Рано утром поехал в центр, к старому МГУ, помолился, свечку поставил.
— Кто из святых вам ближе?
— Николай Угодник, всегда к нему подхожу. Тут один артист у меня решил уволиться прямо перед началом гастролей. Я аж заболел! Лежал весь день. Сказали, что невралгия. Пошёл в храм Рождества Богородицы, где отпевали Абдулова, возле Ленкома. Помолился — и через два дня нашёл другого артиста, в тысячу раз лучше! Вокруг меня — империя!
— Коляда — это ваша родная фамилия?
— Вы мне напомнили Виктюка, который спросил при встрече: «Ты еврей?» Я удивился: «Почему?» — «Все драматурги евреи!» Фамилия настоящая, хохляцкая. Мой папа был украинец, говорил на смешанном русско-украинском языке — суржике. А дед Коляда Алексей Павлович говорил только на украинском. Фамилия красивая, прямо праздник. Наш театр находится в центре Екатеринбурга, на здании большая надпись «Коляда». Приезжие звонят и спрашивают: «У вас что, частушки поют?» — «Да, — отвечаем, — и частушки тоже!»
— Были в вашей жизни чудеса?
— Много-много раз. Чудо, что живу на белом свете. В 1990-х годах многих моих сверстников, сокурсников по театральному училищу, по Литинституту будто выкосило. Один спился, другой повесился, третий утонул, четвёртый пропал без вести, почти никого нет. А мне 63 года. И ещё живу. И как живу! Вокруг меня такая команда! Целая империя: ученики, студенты, артисты. Это же чудо!
