«На каждом человеке должен быть крест, который он несёт смиренно, которому радуется и который его соединяет с Богом». Эти слова принадлежат Любови Казарновской, оперной певице с мировым именем. Любовь Юрьевна ответила на вопросы корреспондента газеты «Крестовский мост».
Муж и жена должны быть в одной вере
— Было ли в вашей жизни что-то труднообъяснимое с точки зрения привычной логики?
— Считаю, что вся моя жизнь — чудо. В школе готовилась поступать на факультет журналистики и при этом обожала музыку, пение. В последний момент, когда уже шла подавать документы в МГУ, мама предложила зайти в Институт имени Гнесиных. Приёмная комиссия, прослушав меня, сразу же велела прийти на третий тур. А не чудо ли, что никому не известную девочку из Советского Союза зовут на прослушивание к великому австрийскому дирижёру Герберту фон Караяну? Или вдруг из Мариинского театра я получаю приглашение сразу в Венскую оперу…
— Ваш супруг Роберт Росцик, уроженец Австрии, тоже верующий?
— Изначально Роберт был католиком, родился в верующей семье, в школе изучал Закон Божий. Когда мы поженились, он сказал, что муж и жена должны быть в одной вере, иметь общие ценности и в этой вере надо воспитывать детей. Для меня был неприемлем переход в католичество. Роберт сказал, что поскольку он меня любит, то готов стать членом Православной Церкви. После его присоединения мы сразу повенчались.
Под праздники едем в Пушкино
— В каком храме крестили сына?
— Двухмесячного Андрея мы крестили там же, где отпевали мою мамочку, — в храме Сретения Господня в Новой Деревне, где раньше служил отец Александр Мень. Мама ушла из жизни в конце 1991 года, а Андрюша родился в 1993 году. Я была абсолютно уверена, что часть души мамочки, её невероятная доброта как бы перешли к нашему сыну. Мама жизнь положила на воспитание меня и сестры, очень любила папу. Она понимала, что её служение семье — воля Божья, хотя была талантливым филологом.
— Наверно, этот храм вы часто посещаете?
— К сожалению, нет: поездка туда требует целого дня. Но под большие праздники, в Родительские субботы берём машину и едем на могилку. Нынешний настоятель Сретенской церкви протоиерей Иоанн, который маму отпевал, в 1980-е годы был правой рукой отца Александра, вместе с ним редактировал книгу «Сын Человеческий». Мы с мужем помогли в этом приходе построить часовню и церковную лавку. Для меня это место — кусочек моей родины, я его очень люблю. А в Москве чаще всего ходим в церковь преподобного Феодора Студита на Никитском бульваре. И Андрюша туда ходил в воскресную школу.
Зачем шокирующие эксперименты?
— У вас нет ощущения, что многое в современном искусстве, в том числе на оперной сцене, от лукавого?
— Именно так. Почему я разорвала пуповину с большим оперным миром? Потому что почувствовала его, мягко говоря, безблагодатность. Сцена стала полем шокирующих экспериментов. Режиссёры предлагали мне ради зрелищности догола раздеваться. В «Аиде» меня просили с автоматом перелезать через забор. Спрашиваю: «Зачем?» Режиссёр объясняет: «Сегодня надо ставить так, чтобы публика была скандализирована, а для этого нужны война, спецовки, уроды, помойки, бомжи».
— И как вы на это реагировали?
— Возвращалась домой и рыдала. А потом подумала: «Зачем мне это? Стоит ли тратить на такое силы? Всякого лукавства вокруг и без того слишком много. Лучше жить отдельно от него, в радости». И тогда мы с мужем (он профессиональный импресарио) собрали команду единомышленников, которые создают со мной спектакли, концерты. Я стала участвовать в телевизионных проектах, у меня своя программа на радио. Наконец, удалось создать Международную академию «Голос и скрипка», в которой сегодня обучаются певцы со всего мира.
От лукавых людей лучше быть подальше
— Как сочетать всемирную славу и христианское смирение?
— Талант — это путь строжайших самоограничений. Если нет трудностей, если всё получается само собой, то это, как правило, ненадолго. Я уверена в том, что настоящий художник, артист обязательно должен что-то преодолевать, а иногда и страдать. Только через боль и преодоление вытачивается душа, твоё истинное «я». Конечно, приятно, когда тебя любят, узнают, восхищаются. Но это не главное.
— Приходилось ли вам сталкиваться с неверием, цинизмом?
— В творческой среде много людей истинной веры. Но много и тех, кто пришёл ради своего эго, такие способны на коварство, обхитрят и задвинут, если самому нужно вылезти. Стараюсь быть подальше от таких, но не имею права их осуждать.
— Вы бы согласились петь в храме?
— Настоятель храма Феодора Студита у Никитских Ворот отец Гермоген время от времени спрашивает, не попеть ли мне на клиросе. Я бы с удовольствием. На клиросе пели Шаляпин, Козловский, Лемешев. Правда, есть опасение, что люди начнут приходить в храм не на богослужение, а послушать Казарновскую. Мы с матушкой-регентшей уже советовались и пришли к выводу, что лучше это не афишировать. Может быть, удастся принять участие в праздничной службе, когда народа будет много.
«Перед выходом на сцену молюсь»
— Когда не стало моего папы, мне подарили книгу, в ней — молитвы, которые нужно читать после смерти близкого человека. Открываю её, читаю и вспоминаю всех своих бабушек, дедушек, всех родственников почивших.
Молитвы очень успокаивают, особенно после суетного дня. Это такое счастье, такое омовение души… Когда рожала Андрея, постоянно читала про себя «Отче наш». Поэтому он так легко и родился. И улыбнулся, когда мне его впервые показали. Для новорождённого это невероятно!
В течение дня читаю семь-восемь молитв, начинаю с «Отче наш», а также молитвы Иоанна Кронштадтского, Ксении Петербургской, псалмы Давида, его молитва «Услыши, Господи, правду мою…». Перед трапезой всей семьёй читаем «Богородице Дево, радуйся». Перед каждым выступлением мне на десять минут надо обязательно уединиться для молитвы. Роберт стоит в этот момент на дверях как часовой.
