У Лины Мкртчян уникальный голос — контральто широкого диапазона. Она участвовала во многих фестивалях, выступала в Карнеги-холле, в конце 1990-х о ней сняли фильм во Франции. Сегодня она продолжает петь в храме и ведёт просветительский проект «Возвращение на Родину», в котором участвуют известные художники, учёные, священники.
Сейчас она готовит новую программу в рамках проекта. С этого начался наш разговор.
Каждая встреча у нас — это праздник
— Недавно вы завершили увлекательный цикл, посвящённый 220-летию со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина. Что нас ждёт осенью?
— Юбилей: в октябре исполнится 20 лет, как существует «Возвращение на Родину». 14 ноября — открытие новой части цикла. Тема разговора — «Современная русская литература и философия. Судьбы русской культуры». Адрес прежний: Дом кино на Васильевской, 13. Приходите, мы приглашаем всех.
— С чего начинался проект?
— С благословения Святейшего Патриарха Алексия II. Тогда же мы определили главную тему: защита русской культуры, сохранение наших святынь. Мы провели встречи, посвящённые героям Куликовской битвы, блаженным русским старицам, истории суворовских походов, шедеврам русского документального кино. У нас выступали замечательные люди. Каждая такая встреча — это праздник.
Бабушка полька и дедушка финн
— Вы выросли в православной семье?
— Так сложилась судьба, что я с младенчества жила у бабушки и дедушки. Бабушка по маминой линии была католичка, полька. У дедушки преобладала финская кровь, он был православным.
— Разница в вере им не мешала?
— Нисколько. Бабушка очень любила мужа. В войну она была донором, сдавала кровь для раненых, иногда после этого шла домой, хватаясь за стены от слабости. А дедушка был очень храбрым. Он прошёл финскую войну, воевал под Сталинградом. Участвовал в задержании и конвоировании фельдмаршала Паулюса. А после войны его по доносу осудили на несколько лет лагерей.
— Когда вы поверили в Бога?
— Многое восприняла с детства от бабушки и дедушки. А потом был храм. Как-то я, ещё маленькая, вышла из дома и вбежала в соседнюю церковь, где шло богослужение. Тихо светились лампады, звучало песнопение. И я плакала. На вопрос кого-то из прихожан, отчего, ответила: «От красоты». Вскоре появилась моя бабушка, встревоженная, она искала меня. У неё спросили: «Это ваша внучка плачет от красоты?»
Иван Козловский был растроган
— Вы рано начали петь в храме?
— Ещё в школе, в Одессе. Я тогда ходила в Свято-Успенский кафедральный собор и пела на клиросе. После школы священники настоятельно посоветовали мне ехать учиться в Москву, в консерваторию.
— А в Москве в советское время удавалось ходить в храм?
— Да, однажды меня пригласили в Донской монастырь на престольный праздник. Мне не было ещё семнадцати, юная, в бантиках, а голос низкий, как виолончель. В сопровождении хора исполнила «Символ веры» Александра Гречанинова. И вдруг ко мне подошёл великий оперный певец Иван Семёнович Козловский, встал на колено, протянул руки. Я с благоговением тоже протянула ему руки. Он опустил в них своё лицо, я почувствовала, что он плачет. «Если бы я мог представить, что ещё когда-нибудь смогу услышать это…» — сказал он. Потом я узнала, что после 1936 года «Символ веры» Гречанинова ещё никто не исполнял.
— Трудно ли совмещать светское пение и духовное?
— Мне не трудно, я церковная певчая с детства. Никогда не уходила с клироса. После концертов в нью-йоркском Карнеги-холле, в мюнхенском Королевском театре, в Испании, Португалии, в Большом зале Московской консерватории, в лучших залах Санкт-Петербурга всегда возвращалась на свой клирос.
— В каком храме вы сейчас поёте?
— Можно не отвечать на этот вопрос? Мне хочется, чтобы люди приходили в храм молиться, а не для того, чтобы слушать Лину.
«Прошу продлить моё заключение…»
— Расскажите о ваших отношениях с Анастасией Ивановной Цветаевой. Она вспоминала о лагерях, где провела более 10 лет?
— Она говорила о людях, которые и там сохраняли чувство собственного достоинства и доброту. В лагере она пыталась писать, но не было бумаги. Обратилась в администрацию, ей выдали несколько листов. Этого, конечно, для неё было мало, но она делилась столь драгоценной бумагой с теми, кто мучительно хотел курить, давала на закрутку. А в день освобождения ей вернули всё, что у неё конфисковали много лет назад, — её рукописи и Евангелие. И этот поступок начальника лагеря стал для неё потрясением.
— Тот период она вспоминала без горечи?
— Да, и Анастасия Ивановна, и её сын Андрей Трухачёв, тоже прошедший лагеря, и Алла Александровна Андреева, вдова Даниила Андреева, и мой дедушка — все они рассказывали об этом как о прошлом, в котором были свои радости, счастливые моменты. Приведу один пример. В каждом лагере был свой театр. Алла Александровна разучивала роль, и как раз накануне премьеры поступила бумага о её освобождении. Тогда она обратилась к начальнику лагеря с просьбой продлить её заключение ещё на сутки.
— И ещё вопрос: кто из духовников повлиял на вашу судьбу?
— Из ушедших — незабвенный Патриарх Алексий II. Очень многое сделал для меня протоиерей Александр Шаргунов, человек высокой культуры, глубокий, мудрый. А ещё священники Артемий Владимиров, Леонид Сафронов, Ярослав Шипов, Андрей Логвинов, Сергий Шерфетдинов, митрополит Мурманский Митрофан (Баданин). И конечно, митрополит Псковский Тихон (Шевкунов).
