Известный режиссёр и генеральный директор киноконцерна «Мосфильм» Карен Шахназаров снимает фильм «Белый тигр». Действие разворачивается в годы Великой Отечественной. В основе сюжета — смертельный поединок человека с танком-призраком. Картина выйдет в 2012 году.
В споре отца и мамы победила бабушка
— Карен Георгиевич, почему вдруг фильм про войну?
— Для меня это впервые. Хотя у меня большой опыт в режиссуре. Но военный фильм — это высший режиссёрский пилотаж. И сама история, написанная Ильёй Бояшовым, мне понравилась. Для меня «Белый тигр» — возможность посмотреть на войну с другого ракурса. Мистического. Фильм посвятил своему отцу-фронтовику.
— Ваш отец работал в ЦК партии, был советником Горбачёва. А как в вашей семье относились к вере?
— Отец был атеистом. Но наверняка крещённым, хотя я никогда его про это не спрашивал. Он был из старинного карабахского рода. По этой линии мы находимся в родстве с Флоренскими. А мама русская, с Волги. Как и её родители, она была верующей. И у мамы с отцом бывали споры на тему религии. Думаю, что у отца было сложное отношение к вопросу веры. Знаю, что он даже писал пьесу про Христа. Отец на войне командовал артиллерийской батареей, был храбрым офицером, даже где-то безрассудно храбрым. Мог на спор пройти простреливаемое поле. И у него не было ни одной серьёзной раны. Я думаю, у него было внутреннее ощущение, что это не просто так, что какие-то силы его хранили.
— А на вас его атеистические взгляды как-то распространялись?
— Нет, отец никому своих взглядов не навязывал. Меня крестила в детстве бабушка. Но я рос атеистом, как и большинство моих сверстников. А потом пришёл к ощущению присутствия высшей силы, которая руководит этим миром, эмпирическим путём, то есть через свою жизнь. Православие — это тот путь, который предложен мне. Когда мне нужна поддержка в жизни, я иду в храм. Вот начинаю снимать новый фильм, всегда зайду, поставлю свечку, обычно Николаю Чудотворцу.
Американцы рискуют, снимая кино про князя тьмы
— В каком храме в Москве любите бывать?
— Это Афанасьевская церковь на Сивцевом Вражке, я там неподалёку живу. Храм старинный, небольшой, но очень красивый. Я люблю такие древние храмы, в них нет помпезности, но есть необыкновенные поэзия и стиль. Я вижу, что их строили по-настоящему верующие люди. Вот западные, католические храмы — они красивы, но в большинстве своём подавляют находящегося внутри них человека, говорят ему, что он ничтожен и должен подчиняться. А в православном храме человека поднимают, это место — праздник.
— Родство со знаменитым священником и богословом Павлом Флоренским как-то на вас влияло?
— Конечно, такое родство мне лестно. Я довольно много интересовался и читал по русской философии, в том числе и религиозной. И книги отца Павла Флоренского читал. Но по мне, лучше Достоевского никто не раскрывает тему отношений Бога и человека.
— В ваших фильмах много философских притч, мистических мотивов. А вам никогда не хотелось снять сюжет на религиозную тему?
— Я считаю, что есть темы, которые не надо трогать. Меня вот удивляют американцы, которые снимают все эти хорроры, фильмы ужасов с присутствием князей тьмы. Думаю: какие смелые люди, как они рискуют. Я никогда в жизни не стал бы это делать. Как и не стал бы вообще касаться темы веры.
— То есть вы бы не стали экранизировать, к примеру, «Мастера и Маргариту», где есть образ Христа?
— Нет, не стал бы, хотя я очень люблю этот роман. Но он очень опасен. Я тут спорил с отцом Андреем Кураевым, который целую книгу написал про этот роман, где он показывает, что «Мастер и Маргарита» — однозначно православный текст. А мне так не кажется. Все-таки Воланд, князь тьмы, там, в сущности, положительный герой. Это очень глубокая проблема самого Булгакова, о сути которой мы никогда уже не узнаем. Хотя, безусловно, Михаил Афанасьевич был отмечен свыше.
— И Евангелие не взялись бы снять?
— Это уже готовый сценарий, бери и ставь, но нет, я бы не решился. И прежде всего сам образ Христа останавливает. Настолько он непостижим. Единственное, что я признаю в кино на эту тему, это фильм Пазолини «Евангелие от Матфея». Он нашел правильную и допустимую меру.
Как никогда не расстаться с детьми
— Случались у вас в жизни встречи с людьми Церкви, которые повлияли на ваше мировоззрение, на вашу жизнь?
— У меня была встреча, которую я запомнил на всю жизнь. Но это был не какой-то церковный деятель, а простая аргентинская женщина. Шёл, кажется, 85-й год. Я тогда был молодым режиссёром, и нас отправили в Аргентину в жюри фестиваля кинолюбителей. И гостиничный бармен пригласил нас к себе домой. И когда мы у них сидели, жена бармена задала мне вопрос: «Скажите, это правда, что вы в Бога не верите?» Я ей отвечаю так уверенно и гордо: «Да, конечно. Бога нет. И у нас никто в него не верит». И она совершенно без осуждения, а недоумённо и с жалостью к нам — что меня тогда поразило — говорит: «Как же вы так живёте? Вот у меня четверо детей. Если Бога нет, значит, когда я умру, я их никогда больше не встречу?» То есть она живёт с уверенностью, что с детьми никогда не расстанется. И совершенно искренне не могла понять, как мы можем жить другой жизнью. И я тогда подумал: что-то я не то сказал этой женщине. И для меня эта простая аргентинка — по-настоящему верующий человек. Верят по-настоящему те, кто соотносит свои поступки со своей верой. И если уж на то пошло, эта встреча в Мар-дель-Плата была одним из важных событий в моей жизни.
Фото из личного архива
