Работы современного российского художника, лауреата премии Кандинского Алексея Гинтовта представлены во многих музеях, включая Третьяковскую галерею и Русский музей. Свой стиль художник определяет, как имперский авангард. Алексей Юрьевич убеждён, что православие – это база, дающая ответ на все вопросы о будущем России.
Как картина стала доктриной
— Алексей Юрьевич, как появилась одна из ваших знаменитых картин — «Атомное православие»?
— После победы так называемых либералов в России, я понял, что мне здесь, как художнику, нечего делать. А в 1993 году в Париже я обнаружил группу молодых талантливых русских художников, ставших моими единомышленниками. Нам удалось осуществить несколько проектов, обойдя тотальное засилье русскоязычных либералов в культуре. В сентябре 1999 года я впервые увидел выступление Владимира Путина и понял, что это Человек Судьбы, что сползание нашей страны как минимум приостановилось. Тогда и предложил единомышленникам проект «НовоНовосибирск». Дело в том, что расстояние от западной границы Российской империи до Тихого океана, поделенное ровно пополам с точностью до версты, указывало на Новосибирск. Этот город был осмыслен нами как столица Евразийской империи, как территория гармонического сосуществования людей Традиции. В рамках проекта мы замыслили создать несколько образов России, каждый размером 4,5 на 2,7 метров. Первой в этой серии и стало полотно «Атомное православие».
— На картине изображена рубка атомной субмарины в виде креста рядом с северными оленями. Какой смысл в этом?
— Это энергия нового начала, предельность, где Православие есть всё для русских людей в широком смысле слова — и начало, и конец — вся полнота бытия. И здесь же предельность атомного проекта, способного прекратить жизнь на планете. Каждый раз речь идёт о предельности. Скорее всего мы существуем до сих пор только за счёт появления этого атомного проекта, созданного усилиями наших отцов и дедов. Отмечу, что колоссальный вклад в развитие этого точно найденного словосочетания «атомное православие» вложил Егор Станиславович Холмогоров, который всякий раз напоминает, что не он является его автором. Он и другие люди уже разработали, осмыслили эту мыслеформу и превратили её в наступательную доктрину, объясняющую первоосновы нашего существования.
Глыба льда с золотыми вкраплениями
— Во многих ваших работах, например, «Парад», «Звезда» ощутима гордость за советское прошлое. Не вступает ли это в противоречие с новой православной Россией?
— Александр Андреевич Проханов по этому поводу сказал: «Душа — христианка, народ — сталинист», — это же гениально. Советский Союз, начавшийся безусловно модернистским проектом, как ни парадоксально приостановил нашествие западной цивилизации. Советский проект оказался той глыбой льда, в которой сохранились золотые вкрапления Традиции. Россия — государство-цивилизация, причём совершенно самодостаточная, что было доказано советским опытом. Сейчас на наших глазах поднимаются разом и другие дремавшие до недавнего времени цивилизации: Китайская, Индийская, Африканская, Латинская цивилизация Южной и Центральной Америк. Россия снова в авангарде консервативной революции, чтобы дать бой цивилизации-антитрадиции. И православие — база, ответ на все существующие вопросы. Вместе с тем мы помним и понимаем, что большая Россия была создана славянскими, тюркскими, финно-угорскими племенами… Такой синтез, цветущая имперская сложность и есть наша непобедимая сила. В связи c этим не могу не сказать о происходящем на Украине. Сегодня эта страна-морок — поражение Большой России в духе. Нежизнеспособность так называемого украинского проекта подтверждается там погромом православия. Полагаю, что существование так называемого украинского проекта на нашей земле не затянется на годы.
— Вы неоднократно бывали на Донбассе, оказывали разного рода помощь людям, защищающим русский мир. Согласны, что на войне неверующих нет?
— Зимой 2014 года я оказался в Свято-Преображенском кафедральном соборе Донецка. Я был единственным мужчиной в гражданской одежде, который находился в одной из пяти очередей людей, двигающихся к батюшкам за благословением на защиту Донбасса. Такого массового крестоцелования до этого момента я не видел. Это было сильное, незабываемое чувство. В этом же 2014 и в 2015 году я бывал в донецком аэропорте под обстрелом. Осознание того, что любая мысль, любое слово может быть последним в твоей жизни, — дисциплинирует, строжит, обращает к Богу.
Маяки русского мира
— А каким был ваш путь к вере?
— Крестился я в 1992 году, мне было тогда 27 лет, но, признаюсь, сделал это почти неосознанно. А в 1993 году я с товарищем оказался в гуще событий у телецентра Останкино. Так вышло, что мы соприкоснулись с теми, кто в толпу стрелял. Один из них предупредил, что они включают свет и дают залп. Впервые в жизни я столкнулся с войной так близко, да ещё в родном городе. Я видел, как в темноте останкинского побоища кого-то уносили, а кого-то увозили на машинах скорой помощи. Это был невероятный опыт и, вероятно, в тот момент я на шаг приблизился к вере. Ещё один шаг был сделал в 1994 году. Я тогда страшно обгорел, площадь ожога была более метра, но тогдашнее состояние медицины ничем не могло мне помочь. Я существовал на грани жизни и смерти, у меня просто не было другого выхода, как круглосуточно молиться.
— Над чем сейчас работаете?
— В рамках проекта «Маяки русского мира» я работаю над скульптурной формой фигуры героя, всматривающегося в атлантическую тьму, с тем, чтобы тиражировать его фигуру западнее Львова.
