Что сказал старец Герман
Когда мне было девять лет, в наш дом в Гнездниковском переулке въехала новая соседка — педагог Вера Алексеевна Горбачёва. Родители тогда в церковь не ходили, но, увидев у неё в квартире иконы, попросили стать крёстной — моей и сестры Ани. Вера Алексеевна дала нам тексты молитв, водила в храм на исповедь и причастие. Так у меня началась тайная жизнь, о которой в школе не знали.
В 9-м классе я встретился со старцем. Мы с Аней тогда твёрдо решили, куда поступать: она — на филологический, я — в художественное училище. За благословением поехали в Подмосковье к архимандриту Герману (Красильникову). Старенький, отягчённый болезнями (год спустя он умер), отец Герман весь светился любовью. Он сразу назвал нас по именам, хотя увидел впервые. Вынес из алтаря чётки Серафима Саровского, надевал их нам на шею и молился.
Сестре сказал: «Поступай» (она успешно окончила филфак). А меня огорошил: «У тебя другая дорога — станешь священником». Я не поверил. А потом два раза провалился на вступительных экзаменах и оказался в воздушно-десантных войсках.
Атака на сейф
Нас готовили к отправке на войну. Призывники уже зашли в автобус, когда выяснилось, что один лишний. Нужно 35 бойцов, а нас 36. Я был первым по списку, и офицер сказал: «Бородин, выходи!» Остальные отправились в Фергану, а оттуда в Афганистан. Если бы мне пришлось кого-нибудь убить в бою, не смог бы служить в Церкви: каноны не позволяют. Наша часть находилась в Литве. Много бегали, стреляли, прыгали с парашютом. Иногда мне удавалось уходить в лес и в одиночестве молиться. Мама привезла рукописный молитвослов и изданное за рубежом Евангелие. Я тщательно их прятал, но командир роты всё-таки нашёл и запер в сейф. Это был массивный мужчина, за глаза его прозвали Боник. Я умолял его вернуть — бесполезно. Пришлось мне всю ночь проволокой и нитками открывать замок. Более сложной инженерной задачи в жизни не решал. Господь помог: к утру сейф стоял закрытый, но пустой.
Когда Боник это обнаружил, кинулся на меня. Я — от него. Погоня! Наконец он меня догнал, сгрёб и бросил на пол. Наступил ногой на грудь: «Ты взял книжки?!» Когда он злился по-настоящему, было страшно. Но я особой ярости не вызвал. Может, потому, что сразу признал свою «вину». Однако книги ему не отдал. То маленькое Евангелие храню до сих пор.
Семинарская весна
После армии я поступил в Московскую духовную семинарию. Шёл 1988 год, в воздухе царила Пасха. Приходили новости: «Церковь получила храм!», «Вернули монастырь!», «Передали святые мощи!»… Нам, отутюженным советской системой, не верилось, что это надолго. Помню, кто-то из студентов сказал: «Хоть бы одну литургию отслужить, а потом и умереть не страшно». Допускали, что всё может повернуться назад. И даже гонений не исключали: мы же знали нашу историю.
Но церковный подъём продолжался. Открылся непочатый край работы. Большинство моих друзей по учёбе потом самоотверженно служили, многие потеряли здоровье. Дружил я с Игорем Давыдовым (будущим епископом Якутским Зосимой). Удивительный был человек, отдавал всего себя. И сердце не выдержало: отслужил литургию и отошёл к Господу в 46 лет.
Дела семейные
Иногда я ходил на исповедь к архимандриту Кириллу Павлову. На последнем курсе попросил у него благословения продолжить учёбу в Духовной академии: мне очень нравилось учиться. Но старец вдруг твёрдо сказал: «Не благословляю. Тебе надо жениться и идти на приход. Невеста есть?» — «Нет, но меня познакомили с достойной девушкой». — «Кто она?» — «Людмила. Работала в лавре, писала иконы». — «Знаю её. Очень хорошо. Поезжай к ней».
Людмила тогда перешла в мастерскую при храме Святителя Николая в Кленниках на Маросейке. Мы понравились друг другу. Сейчас у нас шесть сыновей и дочь. Старший недавно вернулся из армии, а младшему два годика. Жена у меня — чудо. Поражаюсь, откуда в ней столько мудрости и терпения.
Два храма на одной улице
Первый храм, где я служил, — Никольский в Кленниках. Настоятель Александр Куликов стал для меня мудрым духовником. Помню, с каким волнением вышел я в первый раз принимать исповедь. Юнец, 24 года, а прихожане в два-три раза старше. Возможно, люди догадались о моих чувствах и, чтобы поддержать меня, сразу стали подходить один за другим.
Одновременно летом 1992 года меня назначили настоятелем храма Космы и Дамиана на Маросейке. Его только что вернули Церкви, до этого здесь располагались рисовальные классы Ильи Глазунова, стояли статуи языческих божеств. К чести Ильи Сергеевича, он быстро освободил помещение и отдал мне ключи. Я взялся за перестройку. Прихожан в первое время было мало. Мы работали семьёй: на клиросе пела моя жена, за свечным ящиком стояла мама, брат помогал в алтаре, сестра готовила еду для рабочих. А я носился галопом: снять перекрытия, перенести заборы, заказать иконы, очистить подвалы, провести электрику… О любимом чтении — Григории Нисском и Игнатии Брянчанинове — пришлось забыть. Но какой был порыв! Всё происходящее казалось чудом.
По будням служил в Кленниках, по выходным — у себя в Космодамианском. После воскресной литургии спешил в Кленники, помогал там исповедовать и крестить. И так три года, а потом остался настоятелем. Слава богу, оба храма на одной улице.
В чём счастье
Главное в моей жизни — литургия. Молюсь в алтаре и чувствую, как всё унылое, малодушное, ропотное во мне сгорает. Приходят силы, терпение, смысл. Литургия — явление иной, бессмертной жизни. Великое счастье к этой жизни прикасаться.
5 фактов об отце Фёдоре Бородине
Родился в 1968 году в Москве. С детства мечтал стать художником.
В Лавре расписывал храмы вместе с православным бардом отцом Романом Тамбергом. Сейчас рисует только своим детям.
В 24 года стал настоятелем храма Святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, который возглавляет до сих пор.
Каждое лето ходит с прихожанами в поход на байдарках: в группе более 70 человек, большинство — дети и подростки.
Водит недорогой автомобиль. Мечтает о микроавтобусе, куда смог бы посадить всю свою семью
