Именно так отзывались о нём коллеги по перу. А кто-то, подобно знаменитому поэту и критику Георгию Адамовичу, и вовсе считал его единственным настоящим поэтом-эмигрантом.
Георгий Владимирович Иванов родился в 1894 году в Ковенской губернии. В 1907-м переехал в Петербург, где провёл четыре года в кадетском корпусе, испытывая проблемы как со здоровьем, так и с дисциплиной.
Карьера же в литературе складывалась у юноши не в пример удачней. Уже в 1912-м в свет выходит первый сборник, а в 1915 году Иванов возглавляет знаменитое литературное объединение «Цех поэтов», предыдущим руководителем которого был Николай Гумилёв. Проявляет себя он и в критике.
Позднее, уже в эмиграции, за смелые и едкие статьи ему дадут прозвище: Жорж Опасный.
Однако подлинный талант Иванова найдёт своё отражение именно в стихах. Уже находясь за границей, в Париже, Иванов выработает свой, особенный поэтический голос, став не просто подающим надежды стилистом, каким он был в юности, а настоящим глубоким поэтом. Стихотворение «Наконец-то повеяла мне золотая свобода» написано в 1920 году, ещё до отъезда из России. Однако уже в нём можно проследить черты того самого, более зрелого периода творчества.
Желая спастись от царя Ирода, Иосиф со своей женой и с Младенцем Иисусом бегут в Египет. Всего несколько строк из Евангелия от Матфея превращаются у поэта в искусную зарисовку. Простые слова и обороты сочетаются с точёной, выверенной рифмой и величавой, медлительной интонацией. Образы вечерней Палестины буквально встают перед глазами. Кажется, что ещё немного, и всё, что описывает Иванов, — мокрую от росы траву, ослика, виноградную кисть — можно будет, дотянувшись, потрогать рукой. Сдержанное и мастерски выполненное произведение!
Георгий Иванов. Наконец-то повеяла мне золотая свобода…
Наконец-то повеяла мне золотая свобода,
Воздух, полный осеннего солнца, и ветра, и мёда.
Шелестят вековые деревья пустынного сада,
И звенят колокольчики мимо идущего стада,
И молочный туман проползает по низкой долине…
Этот вечер, однажды, уже пламенел в Палестине.
Так же небо синело и травы дымились сырые
В час, когда пробиралась с младенцем в Египет Мария.
Смуглый детский румянец, и ослик, и кисть винограда…
Колокольчики мимо идущего звякали стада.
И на солнце, что гасло, павлиньи уборы отбросив,
Любовался, глаза прикрывая ладонью, Иосиф.
