В прошлом номере мы рассказывали о новой и очень необычной книге Дарьи Донцовой «Записки счастливой прихожанки», в которой автор популярных детективов рассказывает, как она открывала для себя веру. Читается не менее увлекательно, чем её остросюжетные романы. Вот лишь некоторые эпизоды из этой книги.
«Смерти нет», — сказал мне Никита Михалков
Двадцать третьего августа тысяча девятьсот семьдесят второго года умер мой отец. Хоронили Аркадия Николаевича при большом скоплении народа. Сначала устроили прощание в Центральном доме литераторов. Потом кавалькада автобусов и машин помчалась по Садовому кольцу в сторону Новодевичьего кладбища. Мама, бабушка, самые близкие друзья ехали в автобусе. А меня посадили в машину, я находилась на последнем месяце беременности. На кладбище гроб установили на небольшой площади, выступали какие-то люди, потом военные стреляли из винтовок, затем все стали прощаться. Я подошла к гробу и увидела, что по щеке отца ползёт слеза.
Стоял невероятно жаркий день, у меня кружилась голова, дрожали ноги. Я вцепилась в гроб и закричала:
— Он жив, он плачет!
Какие-то люди попытались успокоить, но я пребывала в уверенности: папа не умер! …В первый и, надеюсь, в последний раз в жизни случилась истерика. Вдруг кто-то сильно обнял меня и сказал:
— Спокойно. Это отходит заморозка!
Я прекратила кричать, плакать и поняла: слова произнёс Никита Михалков. Мы с ним были знакомы с детства, но никогда не принадлежали к одной компании. Никита старше меня, и он не жил в Переделкине. Порой мы сталкивались у каких-то общих знакомых, мило здоровались, перебрасывались парой фраз…
А вот Сергей Владимирович Михалков и Аркадий Николаевич Васильев общались часто, оба занимали начальственные должности в Союзе писателей, могли вместе обедать в Центральном доме литераторов. Старший Михалков присутствовал на похоронах моего папы. Наверное, Никита приехал с ним, вероятно, он не захотел отпускать своего отца одного. На улице сорок градусов жары, похороны нерадостное мероприятие, мало ли что случится. Иной причины, дабы оказаться в тот день на Новодевичьем кладбище, у Никиты, на мой взгляд, не было. Он держал меня в объятиях, гладил по голове и говорил:
— Тихо, тихо, не надо плакать! Он умер. Но ты с ним встретишься.
Я зацепилась за его последнюю странную фразу как за спасительный круг:
— Правда? Встречусь?
— Конечно, — сказал Никита, — смерти нет!
Я выдохнула и почему-то сразу ему поверила. Смерти нет, мы расстались на время! Удивительно, но после похорон Аркадия Николаевича мы с Никитой долго не пересекались. Но я помню о его словах всю свою жизнь и, став православной женщиной, поняла, что Никита тогда не просто утешал, он сказал истину, но на то, чтобы понять это, у меня ушли десятилетия.
Пару лет назад мы с Михалковым случайно встретились в одном медцентре у кабинета, и я наконец сказала ему:
— Спасибо.
— За что? — удивился Никита Сергеевич.
Я напомнила ему о похоронах моего отца, о его словах и поняла: Никита, конечно, не помнит о той истории, а со мной она осталась навсегда.
Нечаянное благословение Патриарха
На лето мы всей семьёй переезжали в Переделкино. Там было кладбище, около него стоял храм. Один раз мы с Тиной, внучкой писателя Валентина Катаева, шли из магазина, перед нами брела тётя Лида, она жила в деревне.
— Давай обойдём бабушку, — предложила Тина, — пошагаем по шоссе.
Я кивнула, и тут из-за поворота медленно выехала большая чёрная машина, тётя Лида с удивительной для неё резвостью выскочила сбоку на проезжую часть, бухнулась на колени и ткнулась головой в асфальт. Мы с Тиной обомлели до такой степени, что не бросились к старушке, которой определённо стало плохо.
Но дальше события начали развиваться совсем диковинным образом. Машина притормозила, распахнулась задняя дверь, на дорогу вышел дедушка с седой бородой, в чёрном халате, поверх которого на цепочках висело что-то блестящее. Он неожиданно быстро приблизился к Лиде, сказал что-то, потом помог бабуле подняться. А та поцеловала ему руку и заплакала. Дедушка перекрестил Лиду, нас с Тиной, сел в автомобиль и уехал. Мы с подругой стояли, открыв рты. А старушка бросилась к нам:
— Видели, да?! Святейший! Остановился! Сказал, что он просто человек, не икона, не надо в грязь при виде его машины рушиться! Благословил меня, неразумную! Святейший! Сам из-за меня путь прервал! Господи! Боже! Сейчас нашим расскажу. Святейший! Меня, грешную, благословил!
— Кто это был? — изумилась я.
— Не знаю, — прошептала Тина, — дедушка какой-то!
Не помню, сколько нам тогда с Тинкой лет было. Восемь? Но само происшествие забыть не могу.
Сейчас я знаю, что в Переделкине находилась резиденция Патриарха Алексия Первого, он часто служил в местном храме. А его автомобиль никогда не мчался по узкой шоссейке, которая вела от Минского шоссе сквозь местные деревни к станции Переделкино. Дом Святейшего находился совсем недалеко от платформы. Машина всегда ехала медленно, в отличие от автомобилей некоторых писателей, которые неслись так, словно за ними гнались голодные волки. Увидав женщину, которая пала ниц, Патриарх попросил шофёра остановиться и вышел. Наверное, подняв бабушку, он узнал свою прихожанку, сказал ей несколько добрых слов, осенил крестом Лидию, двух обомлевших маленьких девочек и продолжил свой путь.
Конечно, придя домой, я сообщила обо всём бабушке, та помолчала и сказала:
— Лида прекрасная женщина, судьба у неё тяжёлая, вот и получила утешение. А вы с Тиной не болтайте о том, что видели. Вас могут из октябрят исключить.
Первые исповедь и причастие
Через пару месяцев после того, как я начала ходить на службу, подруга спросила:
— Почему не исповедуешься, под причастие не подходишь?
— Ну, — забормотала я, — ну… не знаю, как это делают!
Подруга протянула мне брошюру.
…Чтение текстов перед причастием сразу показалось радостным. Но исповедь! Придётся рассказывать о своих грехах почти незнакомому отцу Александру? Если честно, я священника боялась.
За неделю до литургии я прочитала «Опыт построения исповеди» архимандрита Иоанна Крестьянкина, «В помощь кающимся» святителя Игнатия Брянчанинова, беседы митрополита Антония Сурожского. Теоретически подковалась со всех сторон. А вот как рассказывать о своих грехах мужчине, с которым только здороваюсь? Да он даже имени моего не знает! В полной тоске я в субботу после Всенощного бдения подошла последней к аналою, за которым находился отец Александр.
Батюшка стоял молча.
— Ну… э… того… — начала я, — каюсь во всех грехах.
Священник кивнул. До этого дня мы ни разу не беседовали с ним один на один. Я видела отца Александра только издали. Спокойный, с аккуратной причёской, небольшой бородой, тихим голосом, он производил впечатление приятного человека. И мне очень нравилась его супруга, матушка Ирина, на редкость красивая, милая женщина, она вела занятия в воскресной школе и так хорошо улыбалась, что я невольно принималась улыбаться в ответ. Теперь я знаю, что матушка Ирина, медсестра по образованию, работала в медпункте при семинарии, в которой учился будущий отец Александр. За красавицей пытались ухаживать многие, но девушка никому не отвечала взаимностью. Почему? Потому что хотела выйти замуж только по любви. И получилось по её желанию: на приём пришёл семинарист Сидоров, который сильно поранил палец на руке…
Ирина пожалела парня, начала лечить его руку и преуспела. В процессе общения молодые люди полюбили друг друга, обвенчались, сейчас в семье четверо детей: три мальчика и Катюша. Матушка Ирина — солнышко нашего храма, с ней всегда можно пошушукаться, получить совет. Или просто подойти, обнять и погреться в лучах её любви к тебе. Но в день своей первой исповеди я ещё ничего этого не знала.
Мы с батюшкой стояли у аналоя, оба молчали, потом я продолжила:
— Вот наделала глупостей. Все вспомнить не могу, но их точно было очень много.
И тут отец Александр посмотрел мне в лицо. Я увидела его глаза…
И полилась речь. Я вспомнила почти всё! Даже то, что сама давно забыла. Не знаю, сколько времени длился рассказ, потом батюшка положил мне на голову епитрахиль. А когда я встала с колен, тихо произнёс:
— Завтра подходите под причастие.
С того дня я начала исповедоваться и причащаться каждую неделю по воскресеньям. И литургию за все мои года в храме пропустила всего несколько раз по болезни. Отец Александр по-прежнему немногословен, говорит негромко, но теперь я знаю, что он и матушка Ирина всегда рядом со мной, — в беде, радости они моя опора и пример, они те, кем я хочу когда-нибудь стать.
После кончины мужа
Вечером после похорон и поминок по Александру Ивановичу я приехала домой и попыталась встать на молитву. Но впервые за все годы моей жизни в храме ничего не получилось. Я переминалась с ноги на ногу, стояла у аналоя, смотрела на горящие свечи, а в голове вертелись мирские, не самые добрые мысли.
О здравии Александра Ивановича молили Бога сотни людей. Мой муж никому в жизни не сделал зла. Профессор Донцов не умел интриговать, скандалить, отпихивать кого-то локтями, выбивать себе награды, премии. У него не имелось никакой «руки», не было кого-то, кто помог поступить в МГУ, стать потом самым юным кандидатом, затем на удивление молодым доктором наук, профессором, академиком. Добрый, спокойный, очень умный, весёлый, никогда не унывающий человек, он совершил массу добрых дел. Почему Господь отмерил ему только семьдесят четыре года?
Я зарыдала, стоя у аналоя, провела так больше часа, потом устала, села на пол и подумала: «Знаешь, Господи, некрасиво Ты поступил! Несправедливо! Что мне теперь делать? Как жить дальше? Да, материально я не пострадала, писала и буду писать книги. У меня успешные, хорошо зарабатывающие дети, у них решены жилищные вопросы. У Маши и Димы квартиры в Москве, у Аркаши дом в пяти минутах езды от меня, но не в деньгах-то дело. Ты отнял человека, с которым счастливо прожила душа в душу. Двадцать девятого марта две тысячи двадцать третьего года мы хотели отметить сорокалетие нашей семьи. Совсем чуть-чуть муж не дожил до праздника! Ну почему так?»
Я сидела на полу, заливаясь слезами, и тут на телефон прилетело сообщение: «Вас беспокоит игумен Иоанн из Сретенского монастыря. Когда можно с вами поговорить?» Я вытерла лицо подолом домашней юбки. Ну вот, теперь ещё какой-то шутник появился. Конечно, знаю, что в Москве на улице Большая Лубянка находится Сретенский мужской монастырь. Но я там никогда не была. И с какой стати мне, простой мирянке, станет вдруг отправлять сообщения сам игумен?
…У нас завязалась переписка, я обомлела, узнав, что игумен Иоанн приглашает меня читать лекции для онкобольных в Сретенском монастыре. Предложение слетать на Луну и привезти оттуда мешок камней удивило бы намного меньше. Где я и где Сретенский монастырь, важнейший духовный центр России?
В полной растерянности на следующий день вечером я приехала в гости к наместнику, вошла в комнату. Мне навстречу шагнул стройный молодой мужчина. Седая борода не делала его старше.
…Мы начали обсуждать план лекций, периодичность занятий, интернет-трансляцию. Подготовительный период оказался коротким. Через две недели я приехала в Сретенский монастырь уже в качестве лектора. И теперь горько сожалею о том, что никогда ранее не заходила в обитель. Невозможно описать красоту и благодать этого монастыря. Игумен Иоанн и игумен Павел (Полуков), который отвечает за лекции, просто ангелы. И все батюшки замечательные, они всегда готовы помочь всем.
А какое там кафе с названием «Несвятые святые»! Главное, не попробовать пирожные, которые там пекут! Я вот съела один раз кусок медовика — и всё! Теперь не могу даже смотреть в других местах на выпечку, ну невкусная она совсем! Тот, кто хоть раз полакомился в кафе «Несвятые святые», меня понимает.
Но главное в Сретенском монастыре для меня — это абсолютная уверенность: Господь здесь, и Матушка Богородица рядом, и все святые тут. Они всегда помогут, они меня любят, а я люблю их.
