190 лет назад в России едва не случился государственный переворот. Спустя полгода суд вынес приговор: главных зачинщиков четвертовать, ещё трём десяткам отсечь головы. Царь смягчил наказание, но пятерых казнили.
На следующий день весь Петербург собрался на молебен. Горожане благодарили Бога за избавление «от неистовствующей крамолы». Сенатскую площадь, где пролилась кровь, окропили святой водой. Вечером один священник тихо отслужил в Казанском соборе панихиду по казнённым. Это был духовник декабристов Пётр Мысловский.
Ангел-хранитель для заключённых
«Он бросился ко мне на шею, обнял меня с нежностью и просил, чтобы я переносил своё положение с терпением и помнил, как страдали апостолы и первые отцы Церкви», — вспоминал о протоиерее Петре «меланхолический» Иван Якушкин.
«Он вёл себя как истинный служитель алтаря, исполненный христианского милосердия», — писал несостоявшийся «диктатор» восстания Сергей Трубецкой.
«Он сделался утешителем, ангелом-хранителем наших матерей, сестёр и детей, сообщая им известия о нас», — рассказывал о батюшке соратник Пестеля Николай Лорер.
Пётр Мысловский был потомственным священником, родом с Валдая, окончил семинарию и к моменту восстания уже более 20 лет служил в Казанском соборе. Общение с декабристами стало значительным событием в его жизни. Он собирался написать воспоминания, но не успел. Остались его письма и добрые отзывы о нём в мемуарах ссыльных.
Рылеев: «…умираю во Христе»
Вот что писал отец Пётр после казни Рылеева его жене Наталье: «Я был свидетелем, когда он торжественно примирился с совестию своею и с Всеблагим Отцом Небесным».
Когда арестованный Рылеев узнал, что Николай I оказал существенную помощь его семье, это вызвало в нём душевное потрясение, переворот. Ещё недавно он планировал убить царя и гордо признавал: «Не христианин и не раб, / Прощать обид я не умею». И вдруг появились такие стихи: «Приникни на моё моленье, / Вонми смирению души, / Пошли друзьям моим спасенье, / А мне даруй грехов прощенье / И дух от тела разреши».
«Не ропщи ни на Бога, ни на государя, — писал Кондратий Фёдорович жене накануне казни. — Письмо это отдаст тебе духовный отец мой, протоиерей Пётр Николаевич. Благодарю Создателя, что Он меня просветил и что я умираю во Христе».
Советские историки назвали раскаяние Рылеева «падением».
Причастие перед казнью
12 июля 1826 года в большом зале Комендантского дома декабристам зачитали окончательные приговоры и вернули их в камеры. В крепости началась работа: царь приказал завершить казнь до четырёх часов утра.
«Настала полночь, — вспоминал Евгений Оболенский, приговорённый к вечной каторге. — Священник со Святыми Дарами вышел от Кондратия Фёдоровича, вышел и от Сергея Ивановича Муравьёва-
Апостола, вышел и от Петра Каховского и от Михаила Бестужева-Рюмина. Пастор напутствовал Павла Ивановича Пестеля».
Пестель был из лютеранской семьи, к нему приходил священник Петербургской церкви св. Анны Фридрих Рейнбот, духовник его родителей и братьев. Позже отец Пестеля вспоминал, что сын раскаялся и на свиданиях в крепости они вместе вставали на колени и молились. Декабрист Андрей Розен пишет, что Рейнбот предлагал сопровождать Пестеля на казнь, но тот поблагодарил и отказался: «Довольно будет напутствия русского священника, у всех христиан Спаситель един».
«Прощаю и разрешаю!»
Перед эшафотом Пестель попросил благословения у протоиерея Петра. Священник благословил и подошёл к Рылееву. Тот взял его руку, поднёс к груди и сказал: «Слышишь, отец, бьётся не сильнее прежнего». Так вспоминает Оболенский. Муравьёв-Апостол в ночь казни утешал юного Бестужева-Рюмина. Они говорили о бессмертии души, читали Евангелие на французском — так им было понятнее.
Отец Пётр до последнего надеялся, что эшафот — назидательная декорация, что вот-вот появится гонец с известием о помиловании. И во время казни был потрясён. «Когда под несчастными отняли скамейки, он упал ниц, прокричав им: „Прощаю и разрешаю!“ И более ничего не мог видеть, потому что очнулся, когда его уже уводили», — пишет Николай Лорер со слов самого отца Петра. Духовник пришёл к нему в камеру на следующий день, бледный, сел на стул и заплакал.
Каторжан готовили к отправке. Протоиерей Пётр заходил к ним прощаться. Лорер заметил у него на шее орден Святой Анны. Это была награда за то, что священник «многих преступников склонил к раскаянию и обратил к вере». Лорер поздравил его с монаршей милостью. Отец Пётр глубоко вздохнул и попросил не поздравлять.
Тайная милость
Много лет отец Пётр Мысловский писал своим духовным чадам в Сибирь. «Не думаю, чтоб Вы когда-нибудь могли позабыть неделю в мае 1826 года. Ах, этот день был днём нового в Вас человека», — напоминал он Ивану Якушкину о дне его исповеди и причастия. «С чем сравнить ваше злополучие, стоившее мне многих слёз, смешанных с вашими слезами?» — писал он ссыльным в Читинский острог осенью 1828 года.
Он продолжал помогать семьям заключённых, передавал им пожертвования. Помогал семьям декабристов и Николай I: по его указанию им назначали пенсии, пособия, детей устраивали в престижные учебные заведения. Делалось это в тайне, и в советское время об этом не писали.
Умер отец Пётр в 1846 году. Позже большевики «канонизировали» его злополучных духовных чад, а самого батюшку назвали шпионом, подосланным царской охранкой. В Иркутске власти открыли музей декабристов, но до этого закрыли и перестроили под склад Спасо-Преображенскую церковь, где многие годы молились Сергей Трубецкой и Сергей Волконский.
Советский миф превратил участников восстания в яростных богоборцев, трагедию — в агитку против монархии. Пришло время восстановить справедливость.
