Жертвовать своей жизнью, чтобы помочь людям, — это по-христиански? Но разве наша собственная жизнь не имеет такую же ценность, как чужая? Почему же нужно ущемлять себя ради блага другого?
Говорим об этом со священником Романом Колесниковым, настоятелем московского храма Святых Кирилла и Мефодия в Ростокине.
Расточая — получаешь, сберегая — утрачиваешь
— В Евангелии мы читаем: «Носите бремена друг друга», а с экрана телевизора звучит противоположное: «Любите себя и ни в чём себе не отказывайте». Как к этому относиться, отец Роман?
— Да, окружающий мир приучает человека ставить во главу угла себя самого, считать главной ценностью собственную жизнь. Однако, помогая другим, мы вовсе не ущемляем свои интересы, а, напротив, совершаем нечто жизненно важное для себя, без чего не можем в полной мере считаться человеком. Потому что, когда думаешь только о себе, жизнь становится биологическим существованием, у неё нет ценности. Так вот, надо думать о себе не плохо, а думать о себе мало, не носиться с собой, как с хрустальной вазой. Если человек думает только о себе, он вступает в противоречие с законом духовной жизни, записанным в Евангелии: «Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её, а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет её».
Оказывается, живя не ради себя, а ради Христа и Евангелия, ты приобретаешь вечные ценности. Парадокс заключается в том, что, расточая себя, ты получаешь, а сберегая себя, ты утрачиваешь. Например, если в пасхальную ночь отсидишься дома, ты отдохнёшь физически, но если пойдёшь и потрудишься ради одинокого человека, физически растратишь себя, однако духовно приобретёшь. Высказыванием «Носите бремена друг друга и таким образом исполните закон Христов» апостол Павел даёт понять, что нет иного пути следовать евангельским заповедям, как только принимать участие в нуждах других.
— Но вот Серафим Саровский говорил: «Стяжи дух мирен, и тысячи вокруг тебя спасутся». Разве это не означает, что прежде всего нужно о своей душе заботиться и быть для других примером, а не ставить на первое место проблемы и нужды окружающих?
— Стяжать дух мирен можно лишь при деятельном отношении к церковной жизни. Мирный дух не получится путём ничегонеделания. Он приобретается смирением, которое достигается через искушения, а они всегда связаны с деятельной жизнью. Святые Отцы говорят, что можно легко проверить, в мирном ли духе пребывает человек: достаточно оскорбить его и посмотреть на реакцию. То есть мирный дух, нравственная сила человека проявляются в каких-либо действиях, взаимоотношениях с окружающими, в поступках. И душа человека возрастает во взаимодействиях с другими людьми, в помощи нуждающимся, в добрых делах. Ведь и сам Серафим Саровский всю жизнь трудился физически, пребывал в молитвенном подвиге и всегда помогал всем, кто к нему обращался.
«Дайте мне 13 тысяч, это же не деньги!»
— Есть ли границы христианского самопожертвования? Святой Филарет Милостивый отдавал нуждающимся последнее и оставлял тем самым себя и свою семью в нужде. Возможно ли в нынешней жизни буквально следовать его примеру? И нужно ли?
— Подобный вопрос требует конкретики. Каждая ситуация индивидуальна. По христианской заповеди мы должны помочь нуждающемуся, однако нам зачастую неизвестны подробности жизни этого человека, и мы не можем быть уверены, что наша помощь принесёт ему пользу. Допустим, человек просит денег, а потом напивается до беспамятства.
Я дерзну высказать свою точку зрения: сегодня есть довольно много людей, которые, почувствовав милосердное сердце верующего человека, стремятся воспользоваться его добротой, не прилагая никаких усилий. Хотят просто получить. С другой стороны, я знаю бабушек, которые находятся в стеснённых обстоятельствах, но не стоят с протянутой рукой, а предпочитают продать свои соленья и получить деньги за труд. Сегодня множество людей живёт очень трудно, не имея уверенности в завтрашнем дне, и то, что они ещё при этом жертвуют для других, меня одновременно удивляет и восхищает. Если человек нуждается, ему надо помочь материально. Но если вы видите, что он здоров, трудоспособен, однако ленится и ничего не делает, то помощь неполезна. Такими действиями мы развращаем людей.
— Но как отказать просящему, если ты не уверен, во благо ему помощь или нет?
— Граница проходит в нашем сердце, и бывает весьма сложно, даже болезненно, её провести. Может быть, поэтому святой Филарет давал всем просящим. Мне же кажется, что не всем просящим деньги, например, мы обязательно должны их давать. А решать каждый должен сам. Прислушиваться, что сердце подскажет. Обращать внимание на какие-то детали, даже мелочи, слова, которые могут иметь значение.
Вот, например, у меня недавно был случай: в храм пришёл человек, который сказал, что он художник, попал в трудное положение, вынужден снимать место в хостеле, но там вокруг курят, пьют, сквернословят, и он не может сосредоточиться на проекте. Попросил 13 тысяч для аренды комнаты. И при этом заметил: «Это же не деньги!» Я ему ответил, что мы, по-видимому, живём в разных реалиях, и отказал. Да, у всех бывают моменты, когда приходится жалеть, что отказал, или, наоборот, жалеть, что отдал, а потом понял, что тебя обманули. Такое состояние надо пережить, совладать с чувствами, помнить, что в нашей жизни всё промыслительно и неприятности тоже полезны.
— Может ли обеспеченный прихожанин ограничиться разовой помощью просящим на улице, отчислениями в различные благотворительные фонды? Или обязательно личное участие в уходе за больными, постоянной опеке нуждающихся?
— Каждому Христос даёт своё послушание. Кто-то занимается бизнесом и не имеет возможности ухаживать за больными в хосписе, но он может материально помочь в решении многих проблем. Во время строительства храма в Ростокине я увидел множество состоятельных людей, которые тайно жертвовали деньги. Если у богатого человека есть средства и его сердце откликается на нужду, то это вменяется ему за труд. Господь всех стремится привести к спасению: одни помогают в больницах, другие дают деньги.
— Если помощи просят люди другой веры или атеисты, как поступать? Надо ли увязывать свою помощь с миссионерством?
— Поступать так же, как и с православными. Милосердие не имеет национальности или вероисповедания. Увязывать его с проповедничеством не надо. Лучшее миссионерство — это помощь.
Разрушить себя легко, восстановить — сложно
— Когда в семье тяжелобольной, уход за ним может потребовать почти всех сил и времени. Правильно ли жертвовать для этого, например, карьерой, другими своими интересами, личной жизнью?
— Мне известны случаи, когда люди жертвовали карьерой ради родных, и известны случаи, когда люди совмещали служение ближнему и карьеру. Всё возможно, лишь бы человек поступал по любви.
— Иногда человек, нуждающийся в заботе, может страдать психическими расстройствами, да и просто капризностью. Где грань, за которой самопожертвование опекуна превращается в саморазрушение его собственной личности?
— Человеку, который ухаживает, необходимо заботиться не только о своём подопечном, но и о гигиене собственного духа. Помнить о том, что плохими мыслями, негативными эмоциями он вредит себе и в духовном, и в физическом смысле. Разрушиться очень легко, восстановиться сложно. Периодически надо отдыхать, переключаться на что-то другое. Допустим, иногда нанимать сиделку, а самому выходить на работу. Мы склонны идеализировать духовную жизнь, полагать, что у церковного человека не должны присутствовать раздражение, ропот; но это неверно. Все мы живые люди, и подобные проявления просто часть нашей жизни. Они могут возникнуть от элементарной усталости. Я знаю случай, когда любящая жена, ухаживающая за мужем, в бессилии от усталости даже рукоприкладство допускала, если что-то не получалось сделать так, как надо. От отчаяния. До этого доводить себя нельзя.
Смерть — самое настоящее, что есть в жизни
— Люди по-разному относятся к чужой боли, к запахам, язвам и нечистотам больного. Нужно ли заставлять себя превозмогать брезгливость и страхи, чтобы ухаживать за недужными в больницах и домах престарелых, или стоит искать другие формы помощи людям?
— Могу рассказать о себе. Когда меня рукоположили в священники, Господь вложил мне желание трудиться в тюрьме. Я начал ходить в СИЗО в Сергиевом Посаде; потом, когда меня перевели в Москву, стал окормлять заключённых в Матросской Тишине. Не могу сказать, что мне сразу легко далось это послушание, но через какое-то время я обрёл сочувствие к заключённым, понимание их нужд и тягот. А вот в хосписе мне всегда было тяжело нести послушание; разумеется, я тоже сочувствовал больным, причащал их, соборовал, однако мне ближе общение с арестантами.
Каждый из нас должен сам прочувствовать, что ему близко. Кому-то ухаживать в больницах или домах престарелых, кому-то заботиться об одиноком человеке, кому-то помочь многодетной семье и посидеть с детьми. Когда попробуешь разные виды деятельности, обязательно услышишь отклик в душе. Однако начинать стоит с ближнего круга, с родителей. Мы ведь зачастую любим дальних, но не любим ближних.
— Как правильно общаться с умирающим человеком? Надо ли избегать лицемерного оптимизма и говорить о смерти? Вам приходилось бывать в таких ситуациях?
— Да, и я всегда говорил правду. Умирающему всегда нужно говорить правду, потому что, пока он жив, у него есть время на покаяние, на переосмысление жизни. Если человек будет думать, что скоро поправится, то после смерти он внезапно предстанет перед Господом, и тогда будет поздно. В хосписе много больных, которые не хотят каяться: они не в состоянии поверить, что скоро умрут. Смерть для них страшна, табуирована, и утрачено понимание, что она рядом. Я знаю людей, которые не пускали своих детей на похороны бабушек и дедушек. Это неправильно. Человек смертен, и надо об этом помнить. Смерть приглашает в жизнь смысл, человек начинает всерьёз задумываться, для чего он живёт. Смерть — самое настоящее, что есть в жизни.
