Было ли присоединение Киевской митрополии к Москве в XVII веке выгодно Русскому государству? Или это решение диктовалось религиозными целями — спасти украинских православных, которых силой загоняли в униатство? Ответы на эти вопросы есть в ранее неизвестных исторических документах, их в эти дни публикует «Православная энциклопедия».
Что решают такого рода документы в духовной сфере? Какова вообще сейчас роль науки в религии? Помогают ли знания обрести истинную веру? Никто другой не сведущ в этих темах более, чем наш собеседник Сергей Леонидович Кравец, который является одновременно и ответственным редактором издательства «Большая Российская энциклопедия», и руководителем церковно-научного центра «Православная энциклопедия».
Простецы и мудрецы
— Кто-то приходит в Церковь через чтение книг, но ведь были же и малограмотные святые, а для кого-то избыток знаний даже становился искушением… Так есть ли вообще связь между образованностью и верой?
— Думаю, не надо абсолютизировать ни путь простеца, который может верить без знаний, ни путь мудреца, верующего, потому что у него есть знания. Латинское «Верую, ибо абсурдно» — довольно провокационный мем, говоря современным языком. Он конечно же построен на аллюзии к словам апостола Павла о том, что наша вера — это «безумие для эллинов». А речь шла о том, что веры нельзя достичь инструментарием науки — ни тогдашней эллинской науки, ни сегодняшним научным знанием. Но есть некие чёрные дыры в нашем понимании мира, которые легко заполняются фигурой Бога. Например, те же древние эллины видели, что мир многообразен, при этом единство его тоже было очевидным.
Существует множество проблем, которые можно разрешить, признав: вот это — Создатель. Только, мне кажется, это не ведёт к вере. Это некоторое умствование, которое может быть правильным, а может быть неправильным, но это не вера.
— То есть «вера не доказуется, а показуется» и нет такого свидетельства, документа, который убедил бы кого-то в существовании Бога? А что же убеждает? И зачем тогда нужно духовное просвещение народа?
— Вера — это всегда связь конкретного человека с Богом. Мне кажется, мы слишком много говорим о народах и слишком мало о человеке. Можно просветить народ, то есть дать ему возможность, дать Евангелие, дать представление о Боге. Или, как было в древнерусском варианте, «научить вере». Вот это и есть просвещение. Но сама вера должна в человеке возникнуть. И это уже очень личное дело.
Домашнее чудо после крещения
— Тогда можно на личном примере? Разве накопление знаний не способствовало воцерковлению будущего энциклопедиста?
— У меня это было связано с несколькими факторами, которые просто сошлись вместе. Во-первых, погружение в чужие религиозные поиски — Достоевского и его героев. Я писал в университете работу по «Бесам» и, исследуя этот мир религиозных исканий и противоречий, не мог ими не заразиться. Вторым фактором был мой научный руководитель — филолог и знаток русской религиозной философии Игорь Иванович Виноградов. Он подводил нас к тому, что важнейшие, предельные вопросы человеческого бытия неизбежно требуют от нас не только практического разума, но и ещё чего-то, иной сферы нашего сознания. Огромное значение имели для меня знакомство и общение с Алексеем Фёдоровичем Лосевым, атмосфера в его доме. Диссертацию я защищал об отце Павле Флоренском, сблизился с его внуком игуменом Андроником (Трубачёвым). И наконец, ещё одно важное обстоятельство: когда я встретился с моей будущей женой Еленой, она уже была верующей. И я получил наглядный пример, как можно жить, решив этот вопрос. Всё это и привело меня к вере. Это был процесс.
— А что же при этом было «показуемо»?
— Многое. После крещения у меня, как у большинства новоначальных, настал счастливый период, когда я почти физически ощущал помощь Божию. Помню, например, как у нас в детской комнате вдруг замироточили картонные софринские иконы. Я в восторге позвал отца Андроника. А он не удивился. «Это, — говорит, — пока у вас дети маленькие и молитва у них чистая, искренняя. А потом они подрастут, и чудо прекратится». Ровно так и случилось.
— Ну, а поколебать человека в вере чрезмерные знания способны?
— От того, насколько ты владеешь информацией, например по церковному праву или по библеистике, мне кажется, личная вера не очень может зависеть ни в ту, ни в другую сторону. Вот, например, я долго опасался ехать в Иерусалим, потому что слишком хорошо представлял его по нашим статьям в энциклопедии. И когда наконец-то приехал, был ужасно разочарован этим туристическим проектом XII века. Разочарован именно тем, насколько всё это туристически фальшиво, за исключением, может быть, Кувуклии и Голгофы: там тебя действительно охватывает очень мощное чувство сакрального места. Но вот спрашиваю гида, скажем, о Сионской горнице: «А почему, собственно, она здесь?» Он не понимает: «Где же ей ещё быть?» — «На 12 метров ниже, — говорю, — культурный-то слой таков». Но тем не менее всё это никак не влияет на веру. Мы же верим не в то, что там устроили крестоносцы, захватив Иерусалим. Мы в другое верим. И Бог всё-таки не сводится к различным реликвиям — сапожкам, пояскам и прочему.
Учёные — в Церкви, священники — в науке
— То есть особой связи между знаниями и верой нет?
— Прямая связь отсутствует, но между ними нет и противоречий. Некоторые думают, что Церковь имеет дело с мифами, а наука — это проверенное, точное знание. Но я за 20 лет работы в «Православной энциклопедии» убедился в том, что церковное и научное знание едино. И там и там — опора на факты, корректные трактовки. Конечно, сама «Православная энциклопедия» сыграла тут огромную роль. Она привела в область церковной истории значительное количество высококлассных светских учёных. С другой стороны, мы сразу же решили не снижать планку для церковных историков, чтобы они были на уровне лучшей светской науки. И вот теперь уже среди молодых учёных появились священнослужители с очень хорошим образованием. Формируется особая прослойка учёного духовенства.
Другой важный процесс: Церковь ввела в научный оборот огромный пласт новых фактов, например из житийной литературы, которую в XIX веке историки игнорировали, считая её недостоверной.
— Но в житиях есть такие чудеса, что читаешь как сказку… Разве это совместимо с научным подходом?
— Как выглядит чудо из жития, перешедшее в энциклопедический формат? Это предложение, в котором мы указываем, что в документе такого-то века, который существует в таком-то количестве списков, сообщается о ряде чудес, совершённых по молитвам к святому. Если мы можем типологизировать, то сообщаем, что есть другие источники с рассказом о таких явлениях, мы их тоже упоминаем. Таким образом, в оборот входит материал, который никак не противоречит научной методологии.
— И всё же проверить многие факты из житий невозможно. Предлагается просто в них верить. При чём же здесь наука?
— Научная ценность этой литературы несомненна: благодаря житиям мы более глубоко проникаем в сознание человека того времени, представляем себе его образ мыслей, в котором религиозный фактор играл огромную роль, и таким образом можем лучше понять, например, происхождение тех или иных исторических решений.
Зачем присоединяли Киевскую митрополию
— Можно ли это отнести и к самому обсуждаемому в последние дни решению 1686 года — о присоединении Киевской митрополии к Московскому Патриархату?
— Разумеется. Это очень точный пример. Ведь то решение нельзя объяснить, исходя только из политических событий. Ну не нужна была эта митрополия в таком виде Русскому государству — одни проблемы и огромные затраты. Левобережная Украина во главе с Киевом и так находилась под Русским государством, там проблем не было. Вся проблема — в правобережной Украине, в которой шло наступление унии. А это был вопрос совсем не политический и не экономический. Чтобы понять его суть, надо как раз и проникнуть в представления человека XVII века.
Главный мотив: невозможно оставить в беде единоверцев, которых загоняют в ересь, — это предательство. За это придётся отвечать на самом верху. Фактор единственного в мире православного государя — фактор ответственности. Даже константинопольские отцы соборные в письме государю написали, что они, конечно, не хотели ничего отдавать, но ещё страшнее для них была перспектива предстать на Страшном суде перед лицом загубленных христиан, которых мы не спасли в Киевской митрополии. Вот такое сознание и меняет направление действия. Нужно в него проникнуть. И церковные документы, памятники, в том числе житийные, фиксируют именно эти отношения — человека к Богу, к Церкви, к комплексу религиозных истин. А сама картина происходившего тогда становится очевидной из множества документов, которые мы публикуем сейчас на сайте нашей энциклопедии «Седмица. RU».
— То есть единственной целью было спасение православия на Украине?
— Конечно. Ведь в XVII веке власти Речи Посполитой открыто стремились привести православных к унии, сделать их католиками. Гнали тех, кто противился, давили на священников, на приходы. В конце концов в Польско-Литовском государстве не осталось ни одного православного епископа, а значит, некому управлять, рукополагать, защищать верующих. Старые батюшки умирают, к кому идти, чтобы крестить детей, венчаться? К униатам? Но люди не хотели изменять своей вере, они обращались к российским властям, взывали о помощи. Русские дипломаты пробовали защитить их интересы, а в ответ слышали: это не ваше государство и не ваше дело. И только после вхождения Киевской митрополии в Русскую Церковь поляки гарантировали права православным на своей территории. Собственно, ради этого всё и делалось, потому что было ясно, что это — сто процентов ответственности и непонятно какая отдача. Туда же сразу пошли обозами книги, утварь, облачения, деньги. И в политическом аспекте нам это только всё осложнило.
Когда всё дозволено
— Так, может, недостаток таких знаний осложняет нынешнюю ситуацию с автокефалией?
— Дело не в недостатке знаний. Конечно, у наших константинопольских коллег нет таких, как у нас, возможностей для работы в архивах. Мы действительно выявили сотни важнейших документов по этой теме. Готовимся к началу года выпустить очень большую книгу. Мы неоднократно предлагали: давайте обсуждать материалы, документы, они доступны.
Но с той стороны подход другой. Немногие документы, которые представляют как аргументы в Константинопольском Патриархате, носят абсолютно некорректный характер с научной точки зрения. Мы подробно разобрали эти публикации. Наши видные учёные говорят, что просто оскорблены такой ненаучностью. И сам факт, что огромной важности решения принимают на основе такого некомпетентного материала, говорит о многом.
— Что же тогда остаётся?
— Мы в любом случае продолжим эту работу, даже если Константинопольский Патриархат проигнорирует реальные исторические вещи. Ведь очень важно и нам самим понимать, что реально тогда происходило. Это очень важно и для людей на Украине: им-то говорят, что есть все исторические, канонические основания для тех или иных спорных решений. И это важно для других поместных Церквей. Потому что, если исторических и канонических оснований нет, остаётся чистый произвол. А это значит, что ни одна из Церквей перед ним не защищена.
