Бабушка сказала: «Мне нехристи не нужны»
— Александр Николаевич, вы росли в советское время, и, скорее всего, ваш путь к вере не был простым.
— Да. Я родился в 1947 году, когда раненый отец на костылях пришёл с фронта. Крестили меня в младенчестве. Бабушка была человеком верующим и заявила моим родителям: «Вы ко мне внуков не водите, пока не окрестите. Мне нехристи не нужны». Окрестили подпольно, батюшку пригласили домой. Крещён-то я был, но в Бога уверовал и стал воцерковленным человеком поздно — в 1986 году. Так случилось, что к вере меня подвигла чернобыльская катастрофа.
— Ведь из ваших телерепортажей мир узнал о масштабах той страшной аварии. Как это получилось?
— Я тогда работал в программе «Время». Информации у нас не было никакой, всё скрывалось, журналистов никуда не пускали. Но мы сумели прорваться в Чернобыль. У меня не было страха до одного момента. Как-то мы пили чай с Женей Акимовым, заместителем главного инженера ЧАЭС по ликвидации последствий аварии, и вдруг вижу: по полу бежит мышка, потом переворачивается, дёргается и дальше бежит уже на двух передних лапках — задние отказали. Я спросил у Жени: «Что это с ней?» А он: «Да она радиации наглоталась». Я встал, вышел на крыльцо и увидел на фоне тёмно-синего звёздного неба золотой крест церкви, он уходил ввысь, словно указывая путь. И вдруг в этот момент, глядя на крест, я отчётливо почувствовал нечто самое важное. Что я и впрямь лишь гость на этой земле, что Бог здесь, рядом, и без Него ни смерти, ни жизни — ничего не бывает. Вот после этого и началось моё воцерковление.
Молитва старца Иоанна
— Как нашли духовного отца?
— В 1988 году в программе «Время» я освещал 1000-летие Крещения Руси. Тогда как раз только открылся Даниловский монастырь. Там я познакомился с Георгием Шевкуновым — будущим владыкой Тихоном. Он работал в издательском отделе Патриархии. Мы подружились. Потом познакомились со скульптором Вячеславом Клыковым и, несмотря на чинимые препятствия, установили памятник Сергию Радонежскому. Позже вместе с отцом Тихоном мы отправились в Псково-Печерский монастырь, где он подвизался. И там я стал духовным сыном отца Иоанна Крестьянкина. У него и у отца Николая Гурьянова получил благословение на журнал. Отец Иоанн всегда заканчивал молитву словами: «Господи, тебе всё ведомо. Сотвори со мной как изволишь. Аминь». Мне он советовал: «Ты всегда говори эту молитву, она очень хорошая».
— Какое из паломничеств запомнилось вам больше всего?
— У меня было одно паломничество, которое длилось целый месяц. В 1992 году группа, которую я возглавлял, впервые совершила паломничество за Благодатным огнём. Это сейчас есть специальные лампады, а мы тогда доставляли огонь обычными лампадками. Сколько из-за этого в самолёте было волнений… Из Тель-Авива полетели в Стамбул. Потом на автобусе везли огонь через Грецию. Впервые доставили огонь на Афон, там тогда служили всего четыре монаха. Проехали через Болгарию, Украину, Белоруссию и, наконец, в Москву, в Успенский собор. На Славянской площади — тогда это была площадь Ногина — наш Фонд славянской письменности и культуры установил памятник Кириллу и Мефодию. В его подножие мы и поставили этот Благодатный огонь.
Спасение на краю обрыва
— Вам доводилось быть свидетелем чуда?
— Много раз. Надо только видеть и понимать, что происходит. Вот случай, который не так давно произошёл с нашим батюшкой, отцом Валентином. Мы с семьёй построили церковь в деревне Надовражино в Истринском районе. В храме у нас два раза в неделю служба идёт, я там алтарничаю. По-моему, перед Великим постом отец Валентин приехал к нам весь больной, температура высокая, простуда. Я ему говорю: ну ты полежи, таблетку прими. А он: «Да нет, мне нужно сегодня вечером ехать соборовать одного человека. Он плохо себя чувствует и очень просил». А утром отец Валентин звонит и говорит: «Слушай, Саш, раб-то мой Божий — я его соборовал — умер. Успел я. А у меня самого сразу всё прошло — ни температуры, ничего нет». Представляете, как бес не хотел, чтобы этого человека соборовали, чтобы он ушёл чистым к Богу? Не хотел, чтобы батюшка помог этому человеку в спасении. Разве это не чудо?
— И с вами лично такое происходило?
— Конечно. Разве не чудо, что я остался жив после Чернобыля, хотя мне пришлось по больницам валяться несколько месяцев, у меня лёгкие отказывали и прочее? Но Господь взял и помог. А не чудо, что поезд, в котором я ехал, столкнувшись с грузовым составом, остановился буквально в нескольких метрах от обрыва? Господь спас.
