Самую престижную в стране литературную премию «Большая книга» Евгений Водолазкин уже получал в 2013 году за роман «Лавр». И вот снова он номинирован на эту премию, теперь за новый роман — «Авиатор». Эта книга о человеке, который прошёл через репрессии 1930-х годов, был сослан в соловецкий лагерь. Главный герой Иннокентий Платонов, над которым произвели эксперимент по криозаморозке, оказывается размороженным в России 1990‑х годов — уже в другой стране, среди иных людей. После «воскрешения» ему предстоит многое осмыслить.
За грехи отвечают персонально
— Эта книга во многом о репрессиях. Вашу семью они затронули?
— Да, и эпизод о доносе Зарецкого в романе «Авиатор» основан на реальной истории моей семьи. Брат моей прабабки отец Александр был священником в Архангельске. На его долю выпали три ареста. В 1936 году по новой Конституции духовенство получило право голосовать на выборах. И отец Александр однажды неосторожно сказал, что на выборы он не пойдёт, потому что побережёт свой голос до лучших времён. Это слышал сосед по квартире, работник колбасной фабрики, как и в романе. На следующий день за отцом Александром пришли из НКВД. Он умер в лагере.
На этом история не кончилась. Я ознакомился с материалами его дела, опубликовал об отце Александре рассказ, и мне ответил внук человека, который совершил донос. Он писал, что ему тяжело было это читать: как ему теперь жить с этим? Я ответил, что это неправильный взгляд на вещи. Нет коллективной ответственности. За грехи человек отвечает персонально. Внук не должен чувствовать свою вину за взгляды деда, которые он не разделяет.
— Какими ещё документами вы пользовались?
— Несколько лет назад я работал над альбомом об истории Соловков, который называется «Часть суши, окружённая небом». Там опубликованы воспоминания разных людей от момента создания Соловецкого монастыря до упразднения лагерей. Я работал над этой книгой год, и она оказала сильное воздействие на меня. Тогда я понял слова Варлама Шаламова о том, что есть вещи, которые лучше не знать. В «Авиаторе» я ничего не выдумывал и использовал в работе воспоминания соловецких узников.
Сейчас нет церковного давления на общество
— Однажды вы сказали, что революция произошла вследствие духовного кризиса. Что вы имели в виду?
— Мне кажется, что к революции привело противостояние, которое было заложено ещё Петром I, когда он присоединил Церковь к государству. Обязательное посещение храмов стало причиной некоторого раздвоения. Внешнее благочестие не соответствовало истинному состоянию вещей. То, что массово разрушали храмы и убивали священников, доказывает, что равнодушие тогда достигло своего предела.
— Это важная мысль, что в храм нельзя приводить силой. Как вы думаете, каким образом Церкви нужно сейчас выстраивать взаимоотношения с обществом?
— Я выражу лишь своё частное мнение. Церковь не должна оказывать давления, причём я имею в виду не механическое давление, то есть загонять людей в храмы, но и пропагандистское тоже. Кого-то это может привлечь, но и вера, приобретённая благодаря внешним обстоятельствам, крепкой не будет, как показал 1917 год. А какую‑то часть общества пропаганда и вовсе будет ожесточать. Но я бы не сказал, что сейчас оказывается какое-то жёсткое давление Церковью на наше общество. В государстве должна быть ситуация, когда человек может открыто и спокойно исповедовать свою религию. С другой стороны, государство не должно превращаться в теократию. Нет ничего хуже принудительной веры.
Во многом мы до сих пор радикально мыслим. Когда был спор, вводить ли факультатив «Основы православной культуры», некоторые говорили: «Ни в коем случае». Но я не понимал: если это факультатив и посещение его — дело добровольное, то почему противоположная сторона хочет, чтобы не ходили все, чтобы совсем не было выбора? Это ведь тоже большевизм. Мы должны учиться говорить друг с другом.
Как живут атеисты
— А вам приходится спорить с кем-то о вере?
— Я верю в Бога, но никогда никого не убеждаю, другое дело: если меня спрашивают — я отвечаю. Я убеждён, что Церковь — возможность человека идти к Богу. Если есть дорога, зачем прокладывать новую? Есть люди, которые делают атеистический выбор. К этому нужно относиться с уважением. Это непросто — жить с мыслью, что ты превратишься в перегной. От этого жутковато.