Сорок лет назад, весной 1977 года, в городе Покров Владимирской области умер 76-летний псаломщик местного храма Сергей Фудель. Машины не нашлось, и гроб отвезли в храм на санках. Съехалось немало народу. Пели «Святый Боже…», светило солнце. «Столько света и тепла — и такое чувство, что мы Сергея Иосифовича провожаем в рай», — вспоминал один из его друзей.
Это потом, через много лет, книги Фуделя издадут большими тиражами. Выйдет в свет трёхтомное собрание сочинений. А тогда, в советские годы, по рукам ходили перепечатки, священники тайком давали их духовным чадам. Эти тексты становились открытием, определяли жизненный путь их читателей. Как же получилось, что скромный псаломщик стал для многих учителем веры?
Что угадал блаженный Гаврюша
Сергей Фудель родился и вырос в культурной церковной семье. Его отец родом из обрусевших немцев, настоятель храма на Арбате, любитель философии. Сам Сергей — гимназист, поклонник Флоренского и Блока, Святых Отцов и Фридриха Ницше.
Позже он назовёт то время периодом «страшного духовного засыпания». Напишет, как перед революцией интеллигенция заигрывала с бесовщиной, как в среде священства расцветали самодовольство и формализм. Беспощадно скажет о раздвоенности своей души.
В 16 лет он ездил в монастырь и сбегал оттуда. Колебался перед выбором? Однажды в Оптиной пустыни встретил юродивого Гаврюшу и услышал от него неожиданный укор: «В одном мешке Евангелие с другими книгами нельзя носить». Это были точные слова.
Ссылка со святыми
Летом 1922 года его посадили в Бутырскую тюрьму. Сергей ощутил искреннюю радость: «Наступило выздоровление после долгой и тяжкой болезни молодости». В камере с ним сидели епископы и священники — будущие мученики. Вместе тихо служили литургию. На допросах от него безуспешно требовали повиниться в антисоветских замыслах.
Приговор — три года ссылки в Сибирь. Из Москвы в Усть-Сысольск к Фуделю приехала невеста Вера Сытина. Венцы смастерили из ивовых прутьев. Венчали их в домашней обстановке три будущих святителя — епископы Афанасий (Сахаров), Фаддей (Успенский) и Николай (Добронравов). Двое из них будут замучены в декабре 1937‑го. Чудом выживший владыка Афанасий на многие годы станет духовным наставником Сергея.
«Бог посылает человеку лишения и скорби, чтобы хоть этим путём он принёс „плод жизни вечной“, — напишет в одной из своих работ Фудель. — Только на крючке страдания выуживается любовь».
В смертном бараке
В январе 1933 года — новый арест. На этот раз камера была забита уголовниками. Картёжная игра, ругань, драки. Оставалось молиться, сидя на каменном полу.
Из Бутырской тюрьмы его отправили в Архангельскую область, на лесоповал. Норму выработки выполнить не смог, и его лишили пайка. Вскоре он оказался в смертном бараке вместе с другими доходягами. Обстановка адская. Кто-то пытался питаться крысами. Кто-то лежал без сил, и его душили, чтобы завладеть одеждой.
Фуделя спасла жена: ей удалось передать посылку. Он поделился с соседями, а потом завернул в тряпочку драгоценный сахар и пошёл в другой барак, где от истощения умирал священник. Увидев сахар, батюшка просиял, взял горстку белых кусочков и стал подбрасывать их в воздух. Он сошёл с ума.
На следующий день заключённых погнали в сосновый лес закапывать тела. Холмики над могилами запретили. Рядом с Сергеем копал седой иеромонах Спиридон. Он тихо, почти неслышно, отпевал усопших.
Через неделю Фуделя перевели в Вологду, там стало легче.
Последний срок
После второй ссылки Сергей Иосифович с семьёй приехал в Загорск. Днём работал бухгалтером на заводе, а вечером начиналась другая жизнь: в их небольшом доме укрывались монахини из разорённых обителей и священники, которых преследовала власть. Ученик преподобного Нектария Оптинского архимандрит Серафим (Батюков) стал духовником семьи Фуделей. Ночью они совершали тайные богослужения.
Сергей Иосифович понимал, чем рискует, ждал ареста. Но началась война, и его отправили охранять поезда с боеприпасами. Домой вернулся летом 1945-го с медалью «За победу над Германией». А через год его схватили. На этот раз обвинение звучало особенно зловеще: участие в «церковном подполье» для борьбы с советской властью.
Следствие длилось шесть месяцев. Его избивали, мучили жаждой, не давали спать. Требовали признаться в симпатии к фашистам и назвать сообщников. Он никого не назвал. Это стало ясно в 1990‑е годы, когда рассекретили материалы дела.
Третья ссылка оказалась самой долгой — пять лет. Сначала в Минусинск, потом в село Большой Улуй Красноярского края. Голод, холод, болезни. К семье он вернулся инвалидом. Несколько лет нигде не могли надолго обосноваться. Наконец, в 1962 году приехали в Покров.
Самое страшное было позади, и Фудель начал писать. Появились работы «Свет Церкви», «Путь Отцов», «Церковь верных». В те самые годы, когда Хрущёв обещал показать по телевизору последнего попа…
«Знаю, что Церковь сейчас умирает, — писал Сергей Иосифович, — но знаю ещё и то, что она никогда не умрёт. Умирает тленное, а бессмертное умереть не может».
Прощальная просьба
В феврале 1977 года молодой сотрудник Академии наук СССР физик Владимир Воробьёв приехал в Покров, чтобы навестить старшего друга — псаломщика Сергея Фуделя. Тот был болен и сказал, что жить ему осталось недолго. На прощание передал учёному стопку исписанных тетрадей.
Вернувшись в Москву, Воробьёв подготовил эти сочинения для самиздата. Получилось пять экземпляров. Их бережно переплели и раздали друзьям.
В том же году Владимир Воробьёв уволился из академии и стал алтарником Богоявленского собора в Елохове. Сегодня он — один из самых авторитетных московских священников, ректор Православного Свято-Тихоновского университета.
О влиянии Фуделя говорят и другие заслуженные пастыри: видный церковный дипломат протоиерей Николай Балашов, благочинный Москворецкого округа Николай Кречетов, известный прозаик священник Александр Дьяченко. Книги покровского псаломщика читают не только в России, их перевели и издали в Италии, Сербии, Японии, США.
«Мы видели много зла, — писал Сергей Иосифович незадолго до смерти, — но почему-то в душе остаётся одна благодарность и одна надежда».
